– Нет, Ари, – Она повернулась ко мне и улыбнулась. – Я имела в виду вампирские власти.

Как человек, несколько месяцев изучавший политологию, я полагала, что имею базовое представление о работе правительственных структур. Но доктор Чжоу продемонстрировала мне бедность моих познаний.

У вампиров нет полиции. У нас нет отдельного правительства или судебной системы. Но у нас есть группа, которая выступает третейским судьей в спорах и выносит рекомендации: Совет вампирской этики, или СВЭ. Известная в основном как Совет, эта группа состоит из десяти членов, избираемых бывшими ее членами. Члены служат по десять лет. Одни представляют секты, другие независимы. Возраст их колеблется от сорока до тысячи лет.

– Налицо некоторый возрастной перекос, – заметила доктор Чжоу. – Почему не включить туда более молодых представителей? Но молодые вампиры в основном сосредоточены на том, чтобы научиться жить, а не как выносить суждения о других. И в конечном итоге возраст не важен. Считаются мудрость и опыт.

Я подумала о Камероне и гадала, насколько важным может оказаться его возраст.

– Значит, Совет обладает властью заставить небьюлистов остановить их агентскую программу?

– Властью не в том смысле, который ты подразумеваешь. Они никого ни к чему не принуждают. – Чжоу резко затормозила и решительно свернула с магистрали. – Надеюсь, ты уже переросла черно‑белое восприятие противоречий, – заметила она. – Это архаично. Разрешение проблем требует деликатного подхода, основанного на взаимном уважении. Если Совет рассмотрит вопрос и займет по нему определенную позицию, их суждение будет передано по всему вампирскому миру. Они очень влиятельны. За ними стоит традиция.

Мы уже въезжали в кампус Хиллхауса. Я перестала размышлять о глобальных вопросах и обратилась к собственным проблемам. Как я посмотрю в глаза Уолкеру? Что я скажу Бернадетте? Мне вдруг захотелось, чтобы поездка не кончалась. Я хотела поведать доктору свои печали.

Доктор Чжоу резко остановила машину.

– Ари, иди и пиши свои сочинения. Не переживай сейчас насчет небьюлистов. Я свяжусь с Советом и передам все, что ты сказала. Ладно?

– Спасибо вам. – Я испытала облегчение при мысли, что кто‑то делает что‑то, чтобы помочь Мисти и остальным.

– И как только получу данные анализов по образцам воды, сразу тебе сообщу. – Она вышла из машины, как и я, обошла ее и обняла меня. – А пока лучше и здесь воду не пей. Держись «пикардо». Это безопаснее.

Я ожидала неловкости. Даже предчувствовала безобразную сцену. Чего я не ожидала, так это обнаружить, что Бернадетта вернулась в нашу комнату. Она сидела на ковре и шила.

– Ой, привет, где ты была? – Глаза у нее были уже по‑знакомому мутные.

– У меня были личные дела… – начала я, но она не слушала. В голове у нее зудела однообразная песенка без мелодии «да‑да‑дя‑да, да‑да‑дя‑да, да‑да‑да‑да». – Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Я? А, перебралась назад. – Она закончила строчку и откусила нитку. – Вот. – Она залюбовалась своим шитьем. – Уолкеров рукав, как новенький.

– Я думала, ты переехала к Джейси. – Упоминание об Уолкере вызывало в голове картину их двоих в моей гостиничной постели.

– Не срослось. – Тон ее был беспечен.

Она встала и бросила рубашку на стул. Та упала на пол. Бернадетта хихикнула.

Я взглянула на календарь над своим столом. До последней лекции три недели, затем неделя экзаменов. А потом я уеду обратно на Тиби. Папа поправится – больше чем поправится, – и я расскажу ему все‑все, что случилось, и он все объяснит.