- Сказав это, Каллен повернулся к пастору:
- В прошлой войне он был контужен разрывом снаряда. А я всю эту неделю заставлял его работать без передышки, и это не могло не сказаться на
его нервной системе, - пояснил он.
- Заставлять человека работать до изнеможения - это совсем не в духе высшей христианской морали, - ответил на это пастор.
- Вот как? Тогда я - не христианин.
- Полноте, Каллен! Помните, я слышу вас.
Стальной король пошел на попятную:
- На этом-то вы и строите свой расчет! Мне нравится это в вас, Прюитт. Я скорее похож на лысого орла, чем на христианина, но если вы
думаете, что это тревожит меня... Ну что, чувствуете себя получше, Бен?
- Гораздо лучше, - отозвался Килборн. Его щеки порозовели, в глазах появился здоровый блеск. - Я знал, что приступ приближается. Можно мне
еще глоток портвейна?
Каллен снова наполнил стакан и протянул его Килборну.
- Благодарю! - Килборн сделал несколько жадных глотков. - Нет, у вас, несомненно, есть какие-то рудименты порядочности, - сказал он затем.
Каллен никогда не смеялся. Но сейчас огонь его глаз стал мягче, а взгляд сделался менее сосредоточенным.
- Слагая с себя обязанности моего секретаря, вы даете мне рекомендацию, да?
Килборн кивнул:
- Можете считать и так. Я со своей стороны не прошу никаких рекомендаций. Я ни на что не гожусь.
- Вы вот что: идите и ложитесь спать. Можете отдыхать завтра весь день. С этой работой мы покончили.
Если вы хотите...
- Покончили? - Секретарь стального короля издал высокий, похожий на птичий крик горловой звук. - Вы хотели сказать, мы начали ее. Мы
способствовали тому, чтобы она началась. Я болен и знаю это. Я болен, иначе и быть не может. По своей натуре я совсем не мягкий человек, я такой
же жесткий, как и вы. Я полагаю, что это - последствия той проклятой контузии, но в любом случае я болен и ни на что не гожусь. Может показаться
смешным, но вплоть до сегодняшнего вечера я не понимал, что мы натворили. Я не виню вас, не виню никого. Какого черта? Продолжайте печатать свои
газеты, выпускать свои кинофильмы, раскручивайте радиопрограммы, убеждающие идиотов идти и подставлять свои головы под пули ради того, чтобы
акции ваших сталелитейных заводов поднялись еще на три пункта. Это ваша игра. Я помогал вам ее вести, только вот сегодня мне стало тошно. Завтра
будет голосование, и ничего переиграть уже нельзя, я только сейчас понял это. Я имею в виду не ужасы войны, просто хочу сказать, как все это
глупо. А может, я имею в виду как раз ужасы войны и, поскольку я болен, сам не знаю, что имею в виду...
Тут Килборн прервал свою речь, чтобы сделать глоток портвейна, рука, в которой он сжимал бокал, заметно дрожала.
- Могу ли я попросить еще вина? - спросил он.
Наливая ему вина, стальной магнат с настоящей теплотой, которую не смогли победить его обычные грубость и черствость, отметил:
- Бен, единственное, что вам сейчас нужно, - это хорошо выспаться. Вот, выпейте, но больше вам нельзя, а то не сможете заснуть...
Со стороны письменного стола раздался басовитый гудок зуммера. Двигаясь как автомат, Килборн стал подниматься с кресла, но Каллен усадил
его обратно, а затем подошел к телефонам и поднял трубку белого аппарата. |