|
В то же мгновение он отчетливо услышал обрывок фразы, брошенной часовым: – …в двенадцать сменяюсь, значит, еще увидимся сегодня, а? – Конечно, Артур! – ответил ему женский голос. Шаги приближались. Вскоре 509 й уже мог различить на фоне неба два женских силуэта. Он посмотрел на пулеметные вышки. Вечер был темный и сырой, и он не мог видеть часовых, а значит, и они его – тоже. Он осторожно зашипел. Девицы остановились. – Эй, ты где? – прошептала одна из них. 509 й поднял руку и помахал ей. – Ах вон ты где. Деньги с собой? – Да. Что у вас? – Сперва гони монету. Три марки. Деньги лежали в мешочке, к которому была привязана нитка. С помощью длинной палки он просунул их под проволокой на дорожку. Одна из девиц нагнулась, подняла деньги, торопливо пересчитала их и сказала: – Лови! Они достали из карманов пальто несколько картофелин и перебросили их через забор. 509 й ловил их, подставляя лебенталевское пальто. – Теперь хлеб! – сказала вторая, та, что поплотнее. Сквозь ряды колючей проволоки полетели куски хлеба. 509 й проворно сгребал их в кучу. – Все! Больше ничего нет. – Девицы тронулись было дальше. 509 й зашипел. – Ну что тебе? – спросила толстушка. – Вы можете принести еще? – Через неделю. – Нет, сегодня, из казармы, на обратном пути. Они же вам дадут все, что вы захотите. – Ты тот самый, что и всегда? – спросила толстушка и наклонилась вперед, вглядываясь в темноту. – Они же все похожи друг на друга, Фритци, – сказала вторая. – Я могу здесь подождать, – шептал 509 й. – У меня еще есть деньги. – Сколько? – Три. – Нам пора, Фритци, – поторопила ее вторая. Все это время они громко топтались на месте, делая вид, будто продолжают шагать по дорожке, чтобы часовой ничего не заподозрил. – Я могу ждать всю ночь. Пять марок! – Ты что – новенький? – спросила Фритци. – А где тот, другой? Умер? – Заболел. Он прислал меня вместо себя. Пять марок. А может быть, и больше. – Пошли, Фритци. Нам нельзя здесь так долго торчать. – Ну ладно. Посмотрим. Жди, если хочешь. Девицы отправились дальше. 509 й слышал еще несколько секунд, как шуршали их юбки. Он отполз назад, волоча за собой пальто, и в изнеможении опустился на землю. У него было такое чувство, словно он вспотел. Но кожа его была совершенно сухой. Он повернулся и увидел Лебенталя. – Порядок? – спросил Лео. – Да. Вот картошка и хлеб. Лебенталь наклонился к нему. – Ну и стервы, – проговорил он, закончив осмотр. – Настоящие кровопийцы! Это же цены – еще почище, чем здесь, в лагере! Полторы марки хватило бы за глаза. Три марки! Да за три марки можно было с них и колбасы потребовать! Вот что значит – доверить другому такое ответственное дело! 509 й не слушал его. – Лео, давай делить, – сказал он. Они отползли за барак и разложили перед собой хлеб и картошку – Картошка нужна мне, – заявил Лебенталь, – чтобы мне завтра было чем торговать. – Нет, сейчас нам все нужно самим. Лебенталь поднял голову. – Да? А откуда я возьму деньги на следующий раз? – У тебя же еще что то осталось. – И все то ты знаешь! Они стояли на четвереньках и смотрели друг другу в провалившиеся глаза, как два хищника перед схваткой. – Сегодня ночью, на обратном пути, они принесут еще. Оттуда. Этим товаром торговать легче. Я сказал им, что у нас еще есть пять марок. |
