- Ложись, сын. Поверь, для беспокойства нет никаких оснований. У матери кроме Наташи есть и другие подруги. И мы напрасно портим себе кровь.
Я все-таки остался с ним. И вот тогда он спросил:
- Она тебе ничего не говорила? Не пыталась объяснить свое поведение?
- Нет.
- Вчера, по-моему, вы долго оставались вдвоем в саду. - Она рассказывала о том, как вы с ней встретились и поженились, о квартире на набережной Турнель.
- Имена называла?
- Упоминала ваших друзей.
- У нас был только один друг. Послушай, Андре. Извини, что я говорю об этом теперь, когда тебя надо оградить ото всех забот. Не знаю, что случилось, но я тоже заметил, что с некоторых пор ты изменился. Не прошу у тебя откровенности. Лучше, чем кто бы то ни было, я понимаю, как нелегко затрагивать эту тему. Твоя мать уверена, что ты знаешь, и вбила себе в голову, что это я рассказал тебе обо всем.
- Тогда, - заметила Франсина, - почему ты заговорил о телефонном звонке моего отца? - Постой, я не закончил. В субботу моя мать, а такое бывает часто, лгала, чтобы узнать правду. Речь шла о твоих родителях. И между прочим она бросила отцу:
- Ты - как Буадье: они вечно суются не в свои дела.
- Мои родители?
- Ты не понимаешь, Франсина?
- А ты-то понимаешь?
- Пытаюсь. Я лучше тебя знаю свою мать, особенно с некоторых пор.
Отец прав, говоря, что она страдает. Я даже уверен, что она всегда страдала.
- От чего?
- От того, что не такая, какой хотела быть. Если бы твоя мать болела раком и стонала целыми днями, ты сердилась бы на нее?
- Конечно нет.
- А здесь разве не то же самое? Она не выбирала свой темперамент, характер, склад ума.
- Так сказал тебе отец?
- Почти.
- Он не сердится на нее?
- Напротив, упрекает себя за то, что не смог сделать ее счастливой.
- Видишь ли, сын, - прошептал он мне, густо покраснев, - когда берешь на себя ответственность за судьбу другого человека...
Молодые люди замолчали, глядя на бельгийцев, которые семенили за гидом к автобусу, стоявшему возле террасы.
- Когда вернулась твоя мать?
- Около двух часов ночи. Мы услышали шум у ворот. Сначала хотели броситься туда - нам показалось, что машина врезалась в столб. Отец первым взял себя в руки и не позволил мне выйти. Он прислушался. Мотор продолжал урчать. Машина резко дернулась назад, потом въехала на аллею и, наконец, остановилась в гараже.
- Поднимался бы ты к себе, Андре. Если она увидит нас здесь вдвоем...
- А ты?
- Я тоже поднимусь.
Он даже погасил свет. Мы направились к лестнице и уже добрались до второго этажа, когда ключ начал тыкаться в замочную скважину.
- Ты видел мать в тог вечер?
- Нет. Я был у себя в комнате, и до меня доносился ее пронзительный голос, такой, словно она крепко выпила. Прохаживаясь от будуара до ванной, она безостановочно говорила, но я слышал только то, что произносилось в коридоре:
- Говори потише, Жозе.
- А почему я должна говорить тише? Я пока еще у себя дома, разве нет?
- Андре. |