Изменить размер шрифта - +

     А через пять-шесть лет или раньше...
     Мать продолжала:
     - Я спросила: "Что я должна ему сказать? "
     - Ничего. Я сам поговорю с ним.
     - И что скажешь?
     - Правду. Он поймет. Ведь ты моя жена.
     В тот день я поняла, до какой степени в нем развито чувство собственности. Я была не просто его женой, а вещью, принадлежавшей только ему.
     Он привык, что его мать допоздна ждала мужа, потом раздевала, укладывала в постель, если он сам был уже не в силах, и ни словом не упрекала его.
     За всю свою жизнь она ни разу не вышла из дома одна, разве что в лавку по соседству, и едва знала Париж.
     - Ты позволишь мне присутствовать при встрече? - спросила я.
     - Она станет от этого лишь более тягостной.
     - Значит, если я правильно понимаю, у меня нет - выбора.
     - Я обращаюсь к тебе с просьбой.
     Мы шли под руку, и я чувствовала, как напряглись его мускулы.
     - Какой же ответ?
     - Разумеется - да.
     - В таком случае я поговорю с ним завтра же.
     - А если потом мы встретимся с ним на улице?
     - Ничто не мешает нам поздороваться, но не больше.
     Это было двадцать третьего марта. На деревьях Анжуйской набережной уже лопались почки. Я еще не знала, что тот день станет одним из главных в моей жизни.
     Жан Каниваль жил на улице Сент-Андре-дез-Ар. До свадьбы я по-приятельски частенько захаживала к нему, Иногда мы вместе занимались, и он помогал мне, если у меня что-то не получалось, - ему все давалось удивительно легко. Однажды вечером, спустя примерно месяц, мы встретились. Он выходил из бистро напротив небольшой гостиницы, где снимал комнату.
     Еще издали я увидела, как он пытается придать своему лицу соответствующее выражение, собираясь пройти мимо и на ходу бросить небрежный привет. Но тут я вспомнила, что оставила у него учебники и тетради. А может быть, требования твоего отца показались мне непомерными и смешными, а пожалуй и оскорбительными.
     - Как дела, Жан?
     - А у тебя?
     - Я забыла у тебя свои тетради.
     - Могу сходить за ними.
     И тут я допустила ошибку, но в моем решении был вызов.
     - Я еще в силах подняться на пятый этаж, пусть даже по плохой лестнице.
     Я поднялась, и ничего не случилось.
     - Ты счастлива? - спросил он.
     - Еще не поняла.
     - В конце концов, человек всегда находит свое маленькое счастье. Я даже сочинил песню: "И пусть в слезах... "
     Она встала, вышла за дверь, заглянула через перила.
     Потом вернулась, снова села в единственное кресло; Андре сидел верхом на стуле...
     - Мне показалось, что твой отец нас подслушивает.
     Он всегда был подозрителен. И, возможно, стал таким именно с того дня. Я вернулась домой, он мне ничего не сказал ни тогда, ни потом. Примерно через месяц я, думая, что обрадую его, сообщила ему о своей беременности. Вместо того чтобы разволноваться, растрогаться, он окаменел.
     - Что с тобой, Люсьен? Ты побледнел. Тебя огорчила новость?
     - Как посмотреть.
Быстрый переход