- Пока я жива, этой воды ты
не напьешься.
Ее саму, еще девочку, совратил Ибрагим Насар. Несколько лет он тайком
любился с ней в стойлах на ферме, а когда страсть прошла, привел прислугой к
себе в дом. Дивина Флор, ее дочь от появившегося позднее мужа, считалась
предназначенной для тайного ложа Сантьяго Насара, и эта мысль до времени
томила ее и не давала покоя. "Другого, как он, не рождалось на свет",-
сказала мне Дивина Флор, теперь толстая и увядшая, окруженная детьми,
появившимися от других привязанностей. "Вылитый отец,- возразила ей Виктория
Гусман.- Такое же дерьмо". И снова не удержалась от удивления при
воспоминании о том, как ужаснулся Сантьяго Насар, когда она вырвала
внутренности у кролика и швырнула псам еще дымящиеся потроха.
- Какая ты жестокая,- сказал он ей.- А если б это был человек...
Виктории Гусман потребовалось почти двадцать лет, чтобы понять, как это
мужчина, привыкший убивать беззащитных животных, мог вдруг так ужаснуться.
"Святой Боже,- воскликнула она испуганно,- да это же было откровение!"
Однако в утро преступления у нее накопилось столько застарелой злобы, что
она не остановилась, а продолжала скармливать псам кроличьи потроха только
затем, чтобы испортить завтрак Сантьяго Насару. Вот так все было, когда
городок проснулся от зычного рева парохода, на котором прибыл епископ.
Дом Насаров прежде был двухэтажным складом со стенами из неструганных
досок и двускатной цинковой крышей, на которой стервятники вечно караулили
портовые отбросы. Склад строился в те времена, когда река была столь
услужлива, что многие морские баркасы и даже некоторые корабли с глубокой
осадкой добирались через илистые заводи к самым его дверям. Когда после
окончания гражданских войн Ибрагим Насар вместе с последними арабами пришел
в наш городок, морские корабли из-за перемен в течении реки к складу уже не
подплывали, и им перестали пользоваться. Ибрагим Насар купил склад по
бросовой цене, чтобы устроить в нем лавку заморских товаров, да так и не
устроил и, лишь собравшись жениться, превратил его в жилой дом. На первом
этаже он сделал залу, которая годилась для чего угодно, а в глубине
оборудовал стойла для четырех лошадей, туалетные комнаты и кухню, как на
ферме, с окнами на порт, через которые в дом входило зловоние портовых вод.
Единственным, что осталось в зале от старого, была корабельная винтовая
лестница, уцелевшая, должно быть, от какого-то кораблекрушения. На втором
этаже, где раньше находилась контора таможни, он сделал две просторные
спальни и пять закутков для многочисленных детей, которыми собирался
обзавестись, там же он пристроил и деревянный балкон, прямо над миндальными
деревьями площади; на этот балкон Пласида Линеро выходила мартовскими
вечерами посидеть- утешиться в своем одиночестве. |