|
Моя сестра-монахиня одно время странствовала по селам Гуахиры в надежде обратить в христианство последних тамошних язычников и всегда заходила поговорить с Анхелой в выжженное карибской солью селение, в котором мать попыталась заточить ее на всю жизнь. "Привет тебе от двоюродной сестры",- говорила она, возвращаясь. Моя сестра Маргот, тоже навещавшая ее в первые годы после случившегося, рассказала мне. что они купили добротный дом с огромным двором, где гуляли ветры; осложняли в нем жизнь только большие приливы, когда по ночам отхожие места переливались через край, а на рассвете по полу спальни бились рыбы. Все, кто видел Анхелу Викарио в ту пору, соглашаются, что она достигала большого искусства в вышивании на машинке и с головой ушла в это занятие, которое помогло ей забыться. Много позднее я сам, пытаясь разобраться в себе, бродил по селениям Гуахиры, продавая энциклопедии и книги по медицине, и однажды случайно забрел в то обиталище индейцев. У окна дома, что у самого моря, в жаркую пору дня сидела за машинкой и вышивала женщина в облегченном трауре, с очками в проволочной оправе на носу; над ее изжелта-седою головой висела клетка, а в ней, не умолкая, пела канарейка. Увидев ее такой, в идиллической оконной рамке, мне не хотелось верить, что это - женщина, которую я себе воображал, не хотелось признавать, что жизнь, в конце концов, так смахивает на дурную литературу. Однако то была она: Анхела Викарио через 23 года после драмы. Она отнеслась ко мне как всегда - я приходился ей родственником - и на вопросы отвечала здраво и с чувством юмора. Такая зрелая, такая умница - с трудом верилось, что это та самая Анхела Викарио. И больше всего удивило меня, как она в конце концов разобралась в собственной жизни. Через несколько минут она уже не казалась мне такой постаревшей, как на первый взгляд, а почти такой же молодой, какой сохранилась в памяти, однако не имевшей ничего общего с девушкой, которую в двадцать лет заставили выйти замуж без любви. Ее мать, неверно понявшая, что такое старость, встретила меня будто выходца с того света. Наотрез отказалась говорить о прошлом, так что для этой книги мне пришлось довольствоваться отдельными фразами из их разговоров с моей матерью и обрывками собственных воспоминаний. Она сделала невозможное, чтобы Анхела Викарио умерла при жизни, но ее намерения сорвала дочь, которая не строила тайны из своего несчастья. Наоборот: всякому, кто желал слушать, она рассказывала о том со всеми подробностями, за исключением одной, которая так и не прояснилась: когда, как и кто стал виновником ее позора, ибо никто не верил, что им на самом деле был Сантьяго Насар. Они принадлежали к двум совершенно разным мирам. Никто никогда не видел их вместе, тем более - наедине. Сантьяго Насар был слишком высокомерен, чтобы обратить на нее внимание. "Твоя сестрица - дурочка",- говорил он мне бывало, если речь заходила о ней. И кроме того, он, как мы тогда говорили, был ястребом-курохватом. |
