Он увидел простых людей из окрестных селений с мечами и топорами, выстроившихся позади кавалерии. Но он нигде не увидел ни графа Брасса, ни фон Виллаха, ни философа Боженталя. Жители Камарга отправлялись на последнюю битву без командиров.
Он услышал их слабые боевые крики, тут же перекрытые криками и ревом атакующих, грохотом пушек и визгом огненных копий; до него донесся звон клинков и доспехов, скрежет металла. А потом герцог Кёльнский увидел, как черные орды остановились, перед ними поднялась стена огня. Как взмыли в небо алые фламинго, а их всадники нацелили на пощелкивавшие орнитоптеры огненные копья.
Хоукмуну до боли хотелось освободиться – ощутить в руке тяжесть меча, конскую спину под седлом. Вести за собой людей Камарга, которые, даже лишившись командира, все равно сопротивлялись Темной Империи, пусть даже их войско вместе с ополчением составляло лишь малую толику от армии врага. Он извивался в цепях и сыпал проклятиями от ярости и бессилия.
Наступил вечер, а битва продолжалась. Хоукмун видел, как старинная черная башня вспыхнула миллионом огней, вылетевших из пушек Темной Империи, как она вздулась, накренилась и упала, внезапно обратившись в гору камней. Слышал ликование черной орды.
Наступила ночь, а битва продолжалась. Жар от нее достигал повозки, заставляя пленников обливаться потом. Вокруг них сидели, болтая и смеясь, часовые-Болки, уверенные в победе. Их командир ускакал в самую гущу сражения, чтобы лучше видеть, как продвигаются войска, а солдаты достали мех с вином, в который были вставлены длинные соломинки, чтобы можно было пить, не снимая масок. Ночные часы шли, смех и разговоры понемногу стихали, и в конце концов, как ни странно, часовые заснули.
– Бдительные Волки не должны вот так спать, – заметил Оладан. – Они, наверное, нисколько не сомневаются в победе.
Хоукмун вздохнул.
– Да, но нам-то какая польза? Эти проклятые цепи заклепаны намертво, надежды бежать никакой.
– Что такое? – Голос принадлежал Д’Аверку. – Хоукмун растерял весь свой оптимизм? Не могу поверить!
– Ступай прочь, Д’Аверк, – бросил Хоукмун, когда француз вышел из темноты и остановился у повозки. – Возвращайся лизать сапоги своему господину.
– Я тут принес кое-что, – протянул Д’Аверк притворно обиженным тоном. – Хотел узнать, не пригодится ли тебе. – Он покачал на руке что-то громоздкое. – В конце концов, это мое лекарство усыпило часовых.
– Что это?
– Редкая штуковина, нашел ее на поле боя. Наверное, принадлежала кому-то из командиров, в наше время таких уже не сыщешь. Это разновидность огненного копья, но очень маленькая, можно держать одной рукой.
– Я слышал о таких, – кивнул Хоукмун. – Но мне-то от него какая польза? Я, как видишь, в цепях.
– Ага, я заметил. Но если ты согласишься рискнуть, возможно, мне удастся тебя освободить.
– Что, Д’Аверк, это новая ловушка, которую вы подготовили вместе с Мелиадусом?
– Хоукмун, я оскорблен. Откуда такое подозрение?
– Оттуда, что ты передал нас в руки Мелиадуса. Должно быть, ты подготовил ловушку заранее, когда говорил с теми Волками в карпатской деревне. Ты отправил их на поиски своего хозяина и договорился заманить нас в лагерь, чтобы нас было проще схватить.
– Что ж, звучит правдоподобно, – согласился Д’Аверк. – Хотя можно посмотреть и с другой стороны: те солдаты узнали меня и проследили за нами. В лагере я услышал, что Мелиадус отправил на твои поиски отряд, и решил сказать ему, что заманил тебя в ловушку, чтобы хоть кто-то из нас остался на свободе. – Д’Аверк помолчал. – Ну, как звучит?
– Чушь. |