Но прежде встретил он двоих

         Недвижных также, – но живых…

         И, как немые жертвы гроба,

         Они беспечны были оба!

6

         Один… так точно! – Измаил!

         Безвестной думой угнетаем,

         Он солнце тусклое следил,

         Как мы нередко провождаем

         Гостей докучливых; на нем

         Черкесский панцырь и шелом,

         И пятна крови омрачали

         Местами блеск военной стали.

         Младую голову Селим

         Вождю склоняет на колени;

         Он всюду следует за ним,

         Хранительной подобно тени;

         Никто ни ропота, ни пени

         Не слышал на его устах…

         Боится он или устанет,

         На Измаила только взглянет —

         И весел труд ему и страх!

7

         Он спит, – и длинные ресницы

         Закрыли очи под собой;

         В ланитах кровь, как у девицы,

         Играет розовой струёй;

         И на кольчуге боевой

         Ему не жестко. С сожаленьем

         На эти нежные черты

         Взирает витязь, и мечты

         Его исполнены мученьем:

         «Так светлой каплею роса,

         Оставя край свой, небеса,

         На лист увядший упадает;

         Блистая райским жемчугом,

         Она покоится на нем,

         И, беззаботная, не знает,

         Что скоро лист увядший тот

         Пожнет коса иль конь сомнет!»

8

         С полуоткрытыми устами,

         Прохладой вечера дыша,

         Он спит; но мирная душа

         Взволнована! полусловами

         Он с кем-то говорит во сне!

         Услышал князь и удивился;

         К устам Селима в тишине

         Прилежным ухом он склонился:

         Быть может, через этот сон

         Его судьбу узнает он…

         «Ты мог забыть? – любви не нужно

         Одной лишь нежности наружной…

         Оставь же!» – сонный говорил.