– Хлеб для мсье ле Дюка! – провозгласил метрдотель.

– Вы же прекрасно знаете, что я на диете, – сказал ле Дюк многозначительно. Затем, поразмыслив, повернулся к блондинке: – Может быть, для мадемуазель Делафонт?

– Наверное, не надо. – Как только официанты ушли, она восхищенно посмотрела на сервировку: – В течение двадцати секунд!

– Они знают мои маленькие капризы, – пробормотал он. Трудно отчетливо произносить слова, когда ешь стейк.

– А я их не знаю. – Лила Делафонт взглянула на него. – Например, мне непонятно, зачем вы меня пригласили.

– По четырем причинам. – Он одним глотком осушил почти полпинты вина, и его дикция улучшилась. – Как я люблю повторять, никто не знает, когда наступит голод. – Он выразительно посмотрел на девушку, чтобы она обратила внимание на его слова. – Я знаю, ваш отец – граф Делафонт; он и я занимаем высокое положение в обществе. Вы здесь самая красивая девушка. И вы одна. Никто не может отвергнуть то, что предлагает ле Гран Дюк. Герцог может прерывать любого, не извиняясь.

Лила, явно смущенная, понизила голос, но это не помогло. Посетители ресторана рассматривали ее поведение как явное потворствование Дюку де Кройтору, и наступившая тишина явно свидетельствовала об этом.

– Я не одна. И не самая красивая девушка в отеле. Ни то, ни другое. – Она застенчиво улыбнулась, словно боясь, что ее услышат, и кивнула в сторону ближайшего столика: – Пока здесь моя подруга Сессиль Дюбуа.

– Это девушка, с которой вы были в начале вечера?

– Да.

– Мои предки и я сам всегда предпочитали блондинок. – Его тон не оставлял сомнений в том, что брюнетки предназначены только для низшего сословия. Он неохотно положил нож и вилку и оглянулся. – Недурна, недурна, должен сказать. – Он понизил голос до заговорщицкого шепота, чтобы его не было слышно дальше двадцати футов. – Вы говорите: ваша подруга. Тогда кто же этот распутный бездельник рядом с ней?

Мужчина, сидевший за соседним столиком на расстоянии не больше десяти футов и потому в пределах четкой слышимости высказываний ле Гран Дкжа, снял роговые очки и сложил их с решительным видом. Это был высокий широкоплечий брюнет, одетый в дорогой серый габардиновый костюм старомодного покроя. Мужчину можно было бы назвать красивым, если бы не незначительная асимметричность его лица.

Девушка, сидевшая напротив него, высокая, темноволосая, улыбающаяся, с веселыми серыми глазами, взяла его за руку, стараясь успокоить:

– Пожалуйста, мистер Боуман. Не стоит. Боуман взглянул на ее смеющееся лицо и подчинился.

– Я очень рассержен, мисс Дюбуа, очень рассержен.

Он потянулся за вином, но его рука остановилась на полпути. Он услышал голос Лилы, неодобрительный, защищающийся:

– Он выглядит как боксер‑тяжеловес.

Боуман улыбнулся Сессиль Дюбуа и поднял свой бокал.

– Да. – Ле Гран Дюк осушил еще полбокала розового вина. – Он был в расцвете сил лет двадцать назад.

Боуман опустил бокал на стол с такой силой, что из него выплеснулось вино и тонкий хрусталь едва не разлетелся вдребезги. Он резко встал, но Сессиль ко всем своим положительным качествам обладала еще и быстрой реакцией. Она моментально поднялась из‑за стола и оказалась между Боуманом и столиком ле Гран Дюка. Мягко, но настойчиво она взяла Боумана за руку и увлекла его в сторону бассейна; для всех они выглядели как парочка, которая закончила трапезу и решила прогуляться.