Изменить размер шрифта - +
Смутьян
со стажем,  президент  "Южно-Каролинских  Сыновей  Свободы", он  уже  сейчас
выступал за независимость Америки и готов был идти в борьбе за нее до конца.
С ним приехал изысканный и элегантный Уильям  Генри Драйтон из Драйтон-Холла
-  новый,  как и Лэтимер, человек  в партии Свободы,  постоянно  проявлявший
свойственные новичкам восторженность и нетерпение. Присутствие Драйтона было
обусловлено его обязанностями председателя Тайного комитета. Остальные  двое
были членами Континентального конгресса[6] - тридцатипятилетний адвокат Джон
Ратледж[7], снискавший известность  десять лет  назад  своими  выступлениями
против закона о гербовом сборе[8] и с тех пор знаменитый, и его младший брат
Эдвард[9].
     Собравшись  в библиотеке за столом, с полковником Молтри  во главе, эти
шестеро  внимательно  выслушали  речь Лэтимера, утверждавшего,  что  в рядах
оппозиции есть предатель.
     - В  результате  двадцать  человек, -  заключил  Лэтимер, -  зависят от
милости королевского правительства. Лорд  Уильям обладает  доказательствами,
на  основании  которых  может  при  удобном  случае  нас  повесить. Это  уже
достаточно мрачно, но станет еще хуже, если мы  не примем меры, не обнаружим
предателя в нашей среде и не устраним его любым приемлемым для вас способом.
     После  этого  разговор  ушел  в  сторону.  Джентльмены  потребовали  от
Лэтимера сообщить, откуда  он получил  нужные  сведения, и жаждали  услышать
подробности, которые  тот  предпочел бы  утаить. Они  не сдерживали гнева  и
неистово  проклинали  неизвестного  предателя,  предлагая различные  способы
возмездия,  когда его обнаружат.  Возбужденные  и встревоженные, они кричали
все разом, и собрание на время превратилось в базар.
     Драйтон   воспользовался   случаем  и   вновь  выдвинул   когда-то  уже
отвергнутое Генеральным комитетом требование арестовать губернатора.  Молтри
отвечал, что  это нецелесообразно.  Гедсден  поддержал  Драйтона  и  яростно
требовал,  чтобы ему  ответили, какого дьявола это  нецелесообразно. Наконец
Джон Ратледж, до  сих пор молчаливый и загадочный,  словно  каменный сфинкс,
холодно заметил:
     -  Сейчас  не  время  дебатировать, целесообразно это или нет. Разве мы
обсуждаем вопрос о губернаторе? -  И добавил,  отчасти высокомерно: - Или мы
не в состоянии держаться одного предмета обсуждения?
     Что-то, заключавшееся скорее в его манере и интонации, нежели в словах,
мгновенно  охладило их  пыл. Корректность и подчеркнутая требовательность  к
самому себе словно давали  ему право командовать другими. Кроме того, было в
его внешности нечто,  что  привлекало  и  располагало.  Его  лицо с  мягкими
чертами и широко поставленными, спокойными глазами было своеобразно красиво.
В фигуре ощущался намек, что  с годами придет полнота. Одет он был тщательно
и неброско, и хотя свой парик Ратледж завивал сверх всякой меры, его строгая
симметричность снимала с владельца подозрение в фатовстве.
     После  его  слов ненадолго  воцарилась полная  тишина.
Быстрый переход