— Почему «нереальности»? — осведомился кесарь.

— Нет, ну знаешь, достаточно странно поверить в то, что ты в принципе способен любить, — честно призналась супругу.

Подумала, и, вспомнив события в башне, добавила:

— Впрочем на практике все конечно уже несколько… м-м-м… неоспоримо, — я едва ли могла подобрать словесное описание самого акта исполнения супружеского долга. — Но в теории… О теории я подумаю завтра.

И устроившись поудобнее на постели, подумала и о том, что нужно всё же поспать. Грядущий день обещал быть сложным. Не таким сложным, как тот, в который мы перенеслись в Эрадарас впервые, но всё же сложным. Впрочем, пугает лишь неизвестность, а неизвестности больше не было.

— Удивительное ощущение, — прошептала я, обнимая подушку и позволяя кесарю обнять меня. — Меня всегда учили, что для истории нет сослагательного наклонения, в ней неуместно «а если бы», неимоверное удовольствие осознавать, что теперь я могу исправить всё ошибки прошлого, — и я закрыла глаза, проваливаясь в сновидение и чувствуя, что всё будет хорошо.

И даже больше чем хорошо — всё будет, по-моему.

— Арахандара в расход, — уже совсем сонно, прошептала или подумала я.

* * *

Он услышал лёгкие шаги, укрыл любимую и поднялся прежде, чем Элиситорес вошла в спальню.

Его мать была прекрасна. Так же прекрасна, как в тот день, когда его практически убили, вышвырнув из Нижнего мира на более чем триста лет. Его мать… Араэден шагнул к остановившейся пресветлой и улыбнулся той единственной, кто до рождения его Чёрной Звезды был достоин его любви и уважения. Той, кто была слишком умна, чтобы не заметить, произошедших в нём изменений.

— Сын… — голос пресветлой сорвался.

Сама она остановилась, вглядываясь в ребенка, ради которого отказалась от магии, и находя в нём новое… так много нового. Элиситорес чувствовала силу, она ощущалась и ранее, заставляя тех, кто называл его грязной кровью за спиной, всё же склоняться перед императором Эрадараса, но сейчас… Сейчас она смотрела на сына, и ощущала магию, равной которой не чувствовала никогда. Он словно светился силой. Он словно стал центром мира. И он улыбался, ничего не спрашивая, не задавая вопросов, не спрашивая о ней… словно знал.

— Сын, — она подошла ближе, с замиранием сердца вглядываясь в императора, и в то же время понимая — что-то не так. Что-то не то… что-то… — Этот разговор, — она приблизилась к нему, вскинув ладони, обняла его лицо. — Он происходит впервые?

— Нет, мама, — на тонких хищных губах появилась полная нежности улыбка. — Не впервые.

Элиситорес приняла ответ с достоинством дочери Света, её руки соскользнули на грудь сына, ладони замерли, улавливая размеренное биение его сердца. Спокойное, и размеренное. Так много вопросов… они роились в голове безжалостными заррами, смертоносной магией, подвластной только её сыну, её гордости, её силе, её надежде, её дыхании. Она сдержала порыв обнять его, и так позволив себе больше, чем полагалось элларе, и лишь спросила:

— Ты позволишь мне узнать истину, сын?

Араэден сделал шаг, и обнял её сам, впервые позволив себе, императору Пресветлых, проявить чувства. И Элиситорес растерялась, не зная как принять, как поступить, как повести себя в данной ситуации, великая книга «Шёпот шагов дочерей света» запрещала проявление любви и заботы по отношению к выросшему сыну, но… Но что-то в его движениях, что-то в нём, заставило ощутить, что его не было долго.