Статью о Вампилове ты написал хорошую, по-моему, больше чем хорошую. Есть наблюдения (это уже не наблюдения, а предчувствия и проникновения) удивительные, например о том, что мировоззрение Вампилова было «моложе». Я в своих размышлениях ходил совсем рядом, но в суть, в зерно пробраться не мог, хотя теперь кажется, что это было нетрудно. Очень хорошо и о защитительном консерватизме вкуса, с которым ныне что-то сделалось, куда- то он весь изошел. Что же касается Алеши Карамазова — это могло называться по-другому, но по сути ты, конечно, прав, и суть эта Алешина, и едва ли для всех для нас существует какой-то иной выход. Не было его и для Вампилова. Он только подбирался к названности этого выхода и пришел бы к нему непременно, но не успел, а свет и надежды в себе он ощущал с той именно стороны, у него это тоже было природное.

Мы с Линой Иоффе одновременно заметили две вещи. Она о них, очевидно, уже написала. Она написала, вероятно, о большем, но остальное — ее редакторские придирки, соглашаться или не соглашаться с которыми — твое дело. А из общих наших замечаний — случающиеся повторы с воспоминаниями, вернее, ссылки на них, которые не везде обязательны и явно выдают источник пользования. Они ведь будут тут же, в книге, во второй ее части, эти воспоминания.

И второе, для меня более серьезное. Это отношение к Зилову, когда ты соглашаешься с Антипьевым, с его мнением, которое протягивается дальше к самозащите молодого поколения, из отрицания сделавшего утверждение. Ой ли?! Не верю я в такое спасение, которое могло бы стать правилом. «Важно, очень важно, чтобы на призыв его души откликнулась жизнь» — нет ли в этом определенной апологетики иждивенчества, прежде всего духовного, когда мы снимаем с человека всякую ответственность, перекладывая ее на жизнь и условия жизни! Но тот ли человек, который не благодаря, а вопреки условиям остается человеком! Мне показалось, что в этом, согласившись с Антипьевым, ты даже и себе противоречишь, своему воззрению на человека, насколько я его знаю. Может быть, я не так прочитал эту часть, но в таком случае она мудрено и неточно написана.

Посмотри, пожалуйста, Валентин. Это не значит, разумеется, что надо делать по-нашему, но прояснить по-своему, чтобы оно стало мнением.

Во всем остальном, кроме некоторых мелочей и неточностей (например, у завлита Ермоловского театра не та фамилия), я принимаю статью и поздравляю тебя с нею. В ней есть совпадение твоей деликатности с вампиловской и в отношении к героям, и в отношении к жизни, у вас схожие души, вот почему тебе удалось так хорошо разгадать и понять нашего Саню.

Теперь о статье для моей книжки в «Худлите». Конечно, не надо подстраиваться под недорослей, я редактору так и говорил, когда она выпытывала у меня фамилии тех, кто, по-моему, мог бы хорошо написать. Это была не моя просьба, а ее, я сознательно не стал писать тебе об этом предложении, чтобы легче было отказаться, если недосуг или что-то еще. Добавлять в книжку я больше ничего не стану, пусть идет в таком составе.

И последнее. Я сразу вспомнил о тебе, когда прочел «Печальный детектив». Думаю, вот тут уж Валентин точно не утерпит и воздаст. И ты прав, конечно, но прав как апостол, а не как литературный работник, который и на крик, и на мат готов сорваться, лишь бы его услышали. Лишь бы что-то поняли, вздрогнули и отшатнулись. Это разговор не с изысканной публикой, а с уличной, необходимость ткнуть ее носом в грязь, в которой она живет, отвыкая от понимания, что это грязь. Я вспоминаю Алеся Адамовича, который не однажды говорил, что прежде Красной книги каждому народу надо оставить Черную книгу своего национального характера с перечислением тех черт, от которых следовало бы излечиваться. Мы ведь привыкли уже, что мы самые лучшие да самые милые. Куда ушла наша мессианская предназначенность? В водку, в демагогию, в самоубийство? или в Афганистан?

Я не могу не согласиться с Астафьевым (кроме некоторых пережимов вроде сцены, где забыли покормить отца и др.