с Богучанами надо воевать, а новые ГЭС предупреждать, и тут наша книжка могла бы сослужить малую свою службу. Хищников не образумишь, но в проектантах, в несметных коллективах, которые разрабатывают ГЭСы, ведь все-таки живые люди, и до их сердца еще можно достучаться. Помочь им понять, что нужны новые энергетики, новые цивилизационные проекты, в которых должны быть заинтересованы все стороны, что и какой-нибудь Китай, надеющийся и дальше поднимать свою экономику за счет нашей энергии, однажды должен понять, что мир един, и что наши беды — это и их грядущие беды, и что сытым и счастливым за чужой счет долго быть нельзя. Приходит пора общей перемены мира, вступления его в иной возраст, в новую стадию духовной эволюции, простого взросления. И Богучаны — хороший пример, что старые дороги пройдены до тупика, до античеловечности, что дальше идти по этому пути будет уже преступлением. Наша книжка должна быть последней. Мне-то казалось, что последней точкой могла быть «Матёра», но вот, оказывается, нужно еще и «наглядное» подтверждение, документальная «Матёра».

И никто, кроме тебя, не скажет этого с должной глубиной и убедительностью, с большим правом, с необходимой выстраданностью, которая не даст отвертеться.

Что-то мне кажется, что это не очередная работа, а единственная по прямой насущности, уже и не книга, а Поступок, последнее Стояние.

Прости, что так торжественно, когда надо вспоминать и такие глаголы.

Обнимаю тебя. Помоги Бог!

20 августа 2012 г.

Псков

Дорогой Валентин!

Толя прислал мне карточки, которые снимал у тебя на Ангаре, и я увидел Любочку, и знакомую белку, и мостки, у которых купался. Так душа запросилась — хоть беги к тебе. Эх, посидели бы вечер за долгим разговором (моим) и поддакиванием (твоим). А может, и вместе бы разговорились — жизнь-то вон какая позади.

Какая-то тетенька прислала мне письмо. Спрашивает, как составить письмо для подписания общественности о передаче всех церковных вещей из музея — церкви. Вот ведь беспокойный народ! Я написал, что сначала надо попробовать «мирные способы» — встречи владыки и музейного начальства, чтобы выяснить, что действительно нужно церкви, а что, может, и в музее не хуже духу послужит, что стыдно начинать войну с музеем, который берег это «имущество», когда нынешние «подписанты» еще в атеистах ходили. Да и музейщики теперь первые прихожане, им обидно числиться во врагах церкви. Ответа не получил. Видно, мой совет не понравился.

И у нас тут война — церковь требует передать ей собор с редкими фресками XIV века, которые так любил Савва. Его побаивались, а теперь вот давят. И мне приходится говорить батюшкам, что они своим служением еще не достигают такой высоты проповеди, которая молчком делает во фресках большую работу, чем они. Что нынешнего умника достаточно привести к фрескам, чтобы он понял, какая вера была у его Родины и держала ее, а нынешние эту веру только заслоняют, и фрески это подчеркнут. Так что им еще до этих фресок дослужиться надо. Тогда и просьб никаких не

надо будет — они сами выйдут навстречу, и никакие музеи их не удержат.

А батюшки говорят: «Больно умный! Шел бы ты отсюда!»

Так и жизнь идет.

Говорят, ты виделся с губернатором. Как он сейчас? Шибко ли переменился с пароходной поры? Думаю, что Ангара-то шибко перемениться не даст.

Впрочем, вон и Байкал вроде мог и слепого образумить, а комбинат-то живет себе, и рабочие на нем чихать хотели на его чистоту, если она угрожает их рабочим местам. <…>

Обнимаю.

В. Курбатов — В.