Изменить размер шрифта - +
Хотя у него теперь Храм, а это уж на целую жизнь.

Тем более что при его-то «точечном» письме. Но зато уж, как все иконописцы и храмоздатели, в Царство небесное войдет, пока нас ревизуют.

Все забываю спросить: дописал ли ты полстраницы к своему тексту «И снова…»? Впрочем, для сборника достаточно и того текста. Я все бегаю от врачей, но стараюсь отбегать недалеко, чтобы они меня совсем из виду не потеряли. Все по погоде — то здоров «без причины», то так же «без причины» хватаюсь за сердце. Нет, тетушки Тани Лариной знали, что говорили, когда ворчали: «Под старость жизнь такая гадость…» Но отними у нас эту «гадость», мы заропщем и попросим Бога вернуть ее нам. В Москву все собираюсь, собираюсь — с начала октября…

17 февраля 2014 г.

Псков

Дорогой Валентин!

Говорил ли тебе Толстой, что с кандидатурами «Литературных встреч» все как будто определилось? Евгений Водолазкин, Олег Погудин и поэт из Ясной Поляны Александр Карташов — все будет крутиться вокруг Ясной Поляны. Авось соберется и книжечка Владимира Ильича. Я просил собрать ее сына В. И. — Андрея, который учится на первом курсе МГУ, и написать предисловие к ней. То-то было бы хорошо, если бы сын написал об отце! Владимиру Ильичу только бы и оставалось в постскриптуме книги написать: «Пойду выпорю сына!» У Погудина можно издать диск в книжной обложке «Встреч». В общем, я, как умею, подгоняю В. И., зная, что он очень медлителен. Нашептываю его Кате, чтобы она поторапливала. Про «Ангару» все молчат — Наташа, Агнесса Федоровна. Трудно складывается книжка, и время от времени я уже ловлю себя на мысли, что она вообще может не сложиться. Она держалась порывом, злободневностью, а уж теперь все это отгорело и мир вступил на какую-то новую дорогу, где его уже не образумишь словом. Действительно пришла пора постистории, и мы уже только путаемся у нее под ногами. Да она и не видит нашего путания, не обращает внимания.

Пишется от этого все меньше. Коли уж перестал верить в силу слова, то и замолкаешь. И из жюри бы вышел, да

Толстой не пускает. Хотя и там все настойчивее делается постлитература. Этого уже не остановишь.

Хорошенькая нам выпала старость. Вот-вот захочется повторить за Виктором Петровичем: «Мне нечего сказать вам на прощанье». И не потому, что нам нечего, а потому, что они слушать не станут. Эх-ма-а…

Обнимаю тебя.

В. Курбатов — В. Распутину

14 апреля 2014 г.

Псков

Дорогой Валентин!

Когда это письмецо доберется, вовсю будет идти Светлая Седмица, а может, уже пройдет, но зато уж ты точно будешь в Иркутске, и мы обнимемся и троекратно пасхально облобызаемся.

Христос Воскресе, дорогой, да уж и родной человек! Я звонил в Москву так и этак — да заставь-ка тебя снять трубку.

А я уж об эту пору буду у Виктора Петровича, попрощаюсь с ним, с Марией Семеновной. Посижу на бревнышке под Енисеем, где мы, бывало, сиживали. Вот преимущество Красноярской ГЭС — ни тебе половодий, ни ледоходов. И бревнышко как лежало, так и лежит. Вот думаю — не прижиться ли в Овсянке, не продавать ли билетики за право посидеть на бревне рядом с великой тенью? Озолочусь на честолюбивых дураках.

Про Иркутск все еще думаю. Запрещает отказываться Стрельцов и просит не отказываться Толстой. А у меня сил на копейку. Слава Богу, отказались от вечера Олега Погудина, хотя народ, может, его больше всего и ждал. Больно накладно, да и вечера все-таки ЛИТЕРАТУРНЫЕ. И уж не дело разбавлять их. Просто Владимиру Ильичу пришло в голову, что хорошо, а я подхватил, потому что знаю, как Олег умеет говорить о песне и романсе. Но тут он сам отговорился, сказав, что теперь уж давно ничего не комментирует, потому что это не надо.

Быстрый переход