Книги Проза Джон Апдайк Кентавр страница 31

Изменить размер шрифта - +
Моя рука  очутилась  на  ее  теплых,  плотно  сжатых  коленях;
казалось, она не сразу это почувствовала, потому что только  через  минуту
тихо сказала: "Не надо", а когда я убрал руку, посмотрела на меня так  же,
как тогда. Но в тот раз мы были в темноте, а теперь нас заливал свет. Ясно
были видны все поры у нее на носу. Она  была  странно  неподвижна;  с  ней
творилось что-то неладное.
   - Хэсси, скажи мальчику, что уже семнадцать минут восьмого. А  мне  еще
нужно проверить кучу контрольных работ, я должен быть  в  школе  не  позже
восьми. Иначе Зиммерман с меня голову снимет.
   Да, вот оно: во сне это даже не казалось странным. Она  превратилась  в
дерево. Я прижался лицом к стволу, зная, что это  она.  Последнее,  что  я
увидел во сне, была кора дерева - корявая, с черными трещинами,  и  в  них
крошечные зеленые точки лишайника. Она.  Господи,  это  она,  помоги  мне.
Верни мне ее.
   - _Питер_! Ты что, издеваешься над отцом?
   - Да я же встаю, понимаешь - встаю!
   - Так _вставай_. Живо. Я не шучу, молодой человек. Ну!
   Я потянулся, и мое тело коснулось холодных краев кровати. Сладкий  сок,
наполнявший тело, отхлынул. Самое трогательное в этом сне было то, что она
знала о происходящем, чувствовала, как ее пальцы превращаются в листья,  и
хотела сказать мне (глаза у  нее  были  такие  круглые),  но  не  сказала,
пощадила меня,  превратилась  в  дерево  без  единого  слова.  Едва  ли  я
сознавал, что Пенни способна  на  это,  и  только  во  сне  мне  открылась
самоотверженность ее  любви:  хотя  она  так  юна,  хотя  мы  так  недавно
коснулись друг друга, хотя я ничего ей  не  дал,  все  же  она  готова  на
самопожертвование. И я радовался всем существом, сам не зная чему.  Словно
мазок яркой краски был брошен на полотно моей жизни.
   - Вставай, солнышко, вставай, радость моя!
   Мамин голос  снова  стал  ласковым.  Блестящий  серый  подоконник  был,
конечно, холодный как лед - я знал это, как будто уже коснулся его. Солнце
поднялось чуть выше. Дорога расстелилась сверкающей  розовой,  как  семга,
лентой; а лужайка перед нашим домом была похожа на кусок старой  наждачной
бумаги, которым счищали зеленую краску. В ту зиму снег еще не  выпадал.  Я
подумал - может, зима так и будет бесснежная?  Интересно,  бывало  ли  это
когда-нибудь?
   - _Питер_!
   Теперь в мамином голосе звучало нешуточное  раздражение,  и  я  кубарем
скатился с кровати. Оберегая свою кожу от прикосновения ко всему твердому,
я кончиками пальцев вытащил ящики тумбочки за стеклянные шишки, похожие на
граненые кристаллы замерзшего аммиака, и стал одеваться. Мы жили в обычном
фермерском доме,  только  чуть  более  благоустроенном.  Верхний  этаж  не
отапливался. Я стянул пижаму и постоял немного, чувствуя  себя  мучеником;
это был как бы горький упрек в том, что мы переехали в такую дыру.  А  все
из-за мамы. Она любила природу. Я стоял голый, как будто  хотел  выставить
ее глупость напоказ перед всем миром.
   Если бы мир смотрел на меня, он  подивился  бы,  почему  живот  у  меня
словно исклеван большой птицей, весь в красных кружках величиной с  мелкую
монету.
Быстрый переход