Ничуть не удивившись, Уолш отъехал на своем роскошном кресле куда то вправо, нагнулся над маленьким столиком, уставленным стаканами и бутылками, и, не поднимая головы, спросил:

– Виски? Мартини? Водку?

– Простую воду, если можно.

– А чем угощал вас Бердсли?

– Ничем... Он был слишком занят беседой со мной.

– Беседа записывалась? – Уолш вернулся в исходное положение и протянул мне высокий стакан с толстым дном. Кивком поблагодарив, я жадно напилась и тут же испытала жуткое желание повторить эту процедуру, но постеснялась и осторожно поставила стакан на краешек стола.

– Да. У Бердсли был диктофон.

– А где кассета с записью вашей беседы?

– Ее забрал Витяня... ну, Мишин.

– Вместе с диктофоном?

– Нет, просто вытащил бобину.

– Вы можете сформулировать в нескольких словах задание, которое получили от... – Уолш бросил короткий взгляд на блокнот перед собой, от Габена?

– Изложить свою версию и ждать, когда вы меня перевербуете.

– Что вы и сделали, – сухо сказал Уолш.

– Что я и сделала.

– А потом что то произошло?

– Вот вот! – Уолш замахнулся папкой, словно гранатой. – И я не хочу, чтобы это повторилось, поскольку ценность этой дамы мне непонятна, а опасность – совершенно очевидна.

– Они хотели внедрить ее к нам. Давайте им поможем. Давайте поверим ей. Возможно, тогда мы получим ответы на наши вопросы.

– Ты предлагаешь отправить ее обратно?

– Да, сэр.

– У нас нет гарантий. Завтра она будет на Лубянке, и я не знаю, как поведет себя эта женщина, когда с ней...

– Может быть, коль скоро речь идет о моей персоне, вы и со мной поговорите для разнообразия? – я почувствовала, как внутри меня просыпается самая настоящая злость.

– Охотно, – Уолш резко повернулся ко мне: – Надеюсь, вы понимаете, почему наш разговор принял столь откровенный характер?

– Догадываюсь. Говорят, самое надежное место для высказывания сокровенных мыслей – это морг.

– Верно! – так и не раскрыв грозной папки, Уолш шлепнул ею об стол. Звук получился такой, словно выстрелил пистолет с глушителем.

Воцарилась долгая пауза. Я слышала, как за моей спиной тяжело дышит Юджин.

– Вам уже говорили, мисс Мальцева, что вы очень везучая женщина? – бас Уолша приобрел вдруг какие то новые интонации.

– Два раза. Как вы догадываетесь, поводов быть счастливой у меня более чем достаточно.

– Вас не ликвидировал старый прохиндей Гескин, вас не ликвидировали ваши друзья с Лубянки, вас не ликвидировали наши парни на вилле, а теперь...

– А теперь вы, видно, хотите обрадовать меня и сообщить, что эта цепь неприятностей наконец прерывается? Ведь с таким счастьем человек просто не имеет права жить дальше, не так ли?

– Будь так, мисс, вы бы ушли в лучший мир, так и не познакомившись со мной, – Уолш смотрел с откровенной издевкой. – Думаю, мы оба прекрасно пережили бы такой поворот судьбы. Но, повторяю, вам везет. По стечению обстоятельств отец этого великовозрастного оболтуса был моим фронтовым другом, самым близким мне после жены и детей человеком. Вместе с ним мы высаживались на Сицилии, вместе с ним горели в одном джипе... В рамках принятого в ЦРУ служебного соответствия наши с Юджином дебаты были практически исключены. Семейственность в Лэнгли – это вообще нонсенс! Но тут Юджин почему то вообразил, что вы, мисс Мальцева, именно тот человек, на которого должно пролиться мое человеколюбие. И НС только вообразил, но и использовал по максимуму наши внеслужебные отношения...

– Очень благородно с его стороны, – я просто не могла не констатировать этот факт и заступилась за Юджина, как за друга.