Я была его врагом, а в обращении с врагами у питомцев товарища Дзержинского был накоплен уникальный опыт.
– Я жду, – сдержанно напомнил Тополев.
– Что? – оторвавшись от социально политических раздумий, я действительно почувствовала себя рыбой, грубо схваченной за жабры и брошенной на разделочную доску. – Чего вы ждете?
– Подробностей.
– Подробностей... – я мысленно прокрутила вперед кассету со своим чистосердечным раскаянием. Звучало ужасно. К тому же, и это сразу сводило на нет даже намек на идею признания, абсолютно бесперспективно. Завербована КГБ – призналась американцам. Завербована ЦРУ – призналась КГБ...
«Знаешь, дорогуша, – вспомнила я хрипловатый голос моей мудрой подруги, – та несчастная девка, которая переспала с десятью мужиками в поисках одного, единственного и неповторимого, – Божья птаха, чтоб мне сдохнуть в гинекологическом кресле. А вот тайком трахаться с мужем, с которым разошлась, ибо поняла, что он не твой человек, – это и есть форменное блядство!»
– Ну, хорошо... – мысленно поблагодарив свою приятельницу за очередной жизненный урок, я вытащила последнюю сигарету из пачки Юджина. – Возможно, вы правы, Матвей Ильич, и мне не следует скрывать от вас кое какие детали...
– Я рад, Валентина Васильевна, что вы наконец поняли меня, – Тополев раскрыл свой блокнот и поудобнее пристроил его на колене. – Не стоит играть с огнем, тем более в собственном доме.
– Я даже не знаю, как решилась на это...
– Начните с самого главного. Детали проработаем позже.
– Хорошо... – я опустила голову, чтобы собрать мускулы лица в маску раскаяния. – Перед тем как Мишин и его друг вывезли меня на машине к чилийской границе, я вышла из отеля прогуляться в центр города и зашла в магазин...
– Какой магазин?
– Магазин женского белья.
– Ясно... – Тополев сделал пометку в блокноте. – И что там?
– Ну... короче, я не выдержала и истратила триста долларов из той тысячи, которую вручил мне перед отъездом в Аргентину Мишин.
– Что? – Тополев приблизил ко мне покрасневшее лицо: – На что вы истратили триста долларов?
– Я купила четыре французских лифчика по семьдесят пять долларов. Но чеки я сохранила, они у меня в багаже. Я готова вернуть вам эту сумму в рублях по официальному обменному курсу...
43
Лэнгли, Вирджиния. ЦРУ
14 декабря 1977 года
– Он вне закона. Он вне игры. Он вообще не жилец на этом свете. И я не буду его торговать, – отрезал Уолш. – Мне это неинтересно! Ни мне, ни фирме!
Он стоял спиной к окну. Приглушенное осеннее солнце освещало его щуплую фигуру сзади, словно софит, у которого вот вот перегорят лампы, и потому казалось, что редкие волоски на вытянутом черепе Уолша наэлектризованы и шевелятся.
Юджин молчал.
– Что еще? – Уолш отошел от окна и осторожно, точно под креслом могла оказаться пластиковая бомба, сел за свой рабочий стол – весьма наглядное дидактическое пособие для объяснения существительного «бардак».
– Сэр, я думаю, он не блефует.
– Допустим, ты прав, – Уолш прищурился от едкого дыма сигары. – И что из этого вытекает?
– Если профессионалу нечего терять и он не блефует, это очень опасно.
– Да неужели, Юджин?! – Уолш перебросил сигару из одного угла рта в другой. – Очень опасно, говоришь? А я думал, что выродок с Лубянки, перестрелявший пятерых наших парней, – славный юноша, собирающийся устроиться медбратом в хостель.
– Сэр, мы должны с ним встретиться, – Юджин вытряхнул из пачки сигарету и закурил. |