– Мы вообще очень деликатные люди, – проговорил Ага, явно настраиваясь на эпический лад, – вы разве этого не заметили, Барб?

Он перекатился с живота на спину, чтобы освободить руки для жестикуляции:

– И мы всегда были деликатны. С пеленок. И вот с такими землеройками. И вот с этакими колибрями. И во‑от с такусенькими головастиками… светло‑зелеными, если мне не изменяет память, а, Георгий Юрьевич?

Варвара даже зажмурилась, ожидая взрыва командорского гнева, но Гюрг в ответ только засмеялся, тихо и счастливо, как бывает в тех случаях, когда припоминается милое безоблачное детство:

– Память твоя, Яшка, тебя погубит… Это было разрешение на текущие тридцать минут чувствовать себя как бы в отпуске. Ага все понял правильно.

– Так вот, Варенька, прилетаем мы на Камшилку, никакой тогда стратегической разведки не было и в помине, а порскали по Галактике такие трехместные прыгуны‑подпространственники, сейчас уж их списали. Всех забот – куда можно сесть, там всевозможные пробы снимать.

– Информационные сливки, – вставил Гюрг.

– Это точно. Так вот, на одном таком прыгуне командором был достославный Реджинальд Бруст…

– Жутко звучит, – поежилась Варвара, – почти Реджинальд фрон де Беф.

– Не знаком, – развел руками Ага. – Ну, а команда – ваши покорные… Камшилка, надо сказать, к себе располагала с первого взгляда, потому как атмосфера у нее прямо пузырилась от кислорода, да и вся она состояла из сплошных берегов, как кружева – из дырок. Флора была налицо, фауна подразумевалась. Но хотелось сапиенсов.

– Ну, постройки‑то мы углядели еще с орбиты, – заметил Гюрг. – Четко распланированные поселки, все сплошь на побережье, каждая улица соединена каналом с лагуной. Домики глиняные; как потом выяснилось, совершенно пустые…

– Вы его не слушайте, Варенька, наш командор вне служебных обязанностей – совершеннейшая зануда… Так вот. Ничего разумного на суше мы не обнаружили, и я решил для очистки совести глянуть на дно. Теплынь там необыкновенная, плывешь сто метров, двести, триста – а под тобой все песочек и по горлышко, ну прямо лягушатник, – расписывал Ага, забыв про все форафилы.

– Там сейчас детский курорт, – вставил Норд.

– А кто детишек пасет, знаешь? А, то‑то же. Но тогда меня страшно раздражали головастики – никакой живности в воде, только они, толкутся вокруг, мельтешат. У меня были пакеты для проб, вот я и набрал в него на всякий случай немного воды вместе с одним экземпляром. Вылез на берег, благо кораблик наш тут же, на песчаной косе, и чтобы не очень задерживать работы…

– Слушайте его больше, Барб, так он и заботился о темпах работ. Лентяем был, лентяем и остался. Ласты не снимал, так и трюхал по берегу, а до корабля добирался – и головой нырял прямо в аварийный люк, потому как до кают‑компании, где у нас была развернута лаборатория, от него рукой подать.

– Для вас же старался, бока обдирал! – не стерпел Агенобарб.

– И когда из люка вылезал, обязательно воду проливал, – командор был педантичен и безжалостен. – Такое болото в кают‑компании развел!

– Положим, я в тот раз еще из аварийного люка не выполз, а мешок тебе передал, забыл? Ты головастика достал, на стеклышко положил да как заорешь!

– Да уж, какой только нечисти мы не насмотрелись на дальних планетах, и в микроскоп, и так, один к одному…

– Вот‑вот, в микроскоп глядючи, ты и вылил всю воду на пол, собственноручно! – уел‑таки командора Ага.