Я
не могу скрывать того, что мне известно. Я уже начинал подозревать, кто
такой майор Хаммерсмит. А уж мистер Годол не вызывает никаких сомнений.
Стремиться найти в Лондоне двух людей, не знающих в лицо Флоризеля, принца
Богемского, -- значит требовать от фортуны невозможного.
-- Принц Флоризель! -- воскликнул пораженный Брекенбери и с
любопытством взглянул на прославленного человека, сидевшего перед ним.
-- Я не сожалею о потере своего инкогнито, -- сказал принц, -- ибо это
даст мне возможность отблагодарить вас по достоинству. Я не сомневаюсь, что
вы сделали бы для мистера Годола столыко же, сколько для принца Богемского,
но так как последний может сделать для вас самого больше, чем первый, я
считаю в выигрыше себя, -- заключил он с широким и величавым жестом.
Затем принц начал беседовать с офицерами об индийской армии и туземных
войсках, проявив, как всегда, большую осведомленность и высказав несколько
здравых суждений. Поразительная выдержка принца в минуту смертельной
опасности вызвала у Брекенбери чувство почтительного восхищения.
Обворожительная учтивость и прелесть его беседы также произвели свое обычное
действие. Каждый жест, каждая интонация были не только благородны сами по
себе, но, казалось, облагораживали счастливого смертного, к которому
относились. Брекенбери сказал себе с жаром, что для такого государя всякий
мужественный человек с радостью пожертвует жизнью.
Старик, все время беседы сидевший в углу с часами в руках, внезапно
поднялся и шепнул что-то на ухо принцу.
-- Хорошо, доктор Ноэль, -- громко ответил Флоризель и, обратившись к
собеседникам, сказал не без волнения в голосе: -- С вашего позволения,
господа, я вынужден оставить вас в потемках. Близится наш час.
Доктор Ноэль погасил лампу. Тусклый сероватый отблеск, предвестник
зари, не в состоянии был разогнать мрака в комнате. Принц встал со стула,
черты лица его были неразличимы, и нельзя было понять, какое чувство волнует
его в эту минуту. Подойдя к двери, он остановился возле нее в позе человека,
настороженно к чему-то прислушивающегося.
-- Будьте добры соблюдать полнейшую тишину, -- обратился он ко всем,
кто находился в комнате, -- и расположиться в самом темном углу так, чтобы
вас не было видно.
Три офицера и лекарь поспешили исполнить его приказание. В течение
следующих десяти минут во всем Рочестер-хаусе не было слышно ни звука, если
не считать крысиной возни за панелью. Затем громкий скрип двери с
поразительной отчетливостью нарушил тишину, и вскоре на винтовой лестнице
послышались осторожные, медленные шаги. Через каждую ступеньку неизвестный
на минуту останавливался, словно прислушиваясь, и в эти промежутки, которые
казались бесконечными, глубокое беспокойство овладевало всеми. Доктор Ноэль,
хоть и производил впечатление человека бывалого, не мог совладать с собою:
дыхание его вырывалось со свистом, зубы скрипели, он то и дело переносил вес
с одной ноги на другую и хрустел пальцами. |