Внешний мир, т. е. все воплощенное, и деревья, и цветы, и сам я, телесный, — это отблеск иного, которое я духовный — люблю до экстаза.

Но познать сущность, познать то, к чему стремились каждый миг, невозможно иначе, как через среду, толщу реального. Отсюда раздвоение.

Я люблю мир, ибо он отблеск вечного.

Я не люблю его, ибо он отблеск вечного.

Проклятое раздвоение!

Тело = символ души.

То же самое раздвоение применимо и к нему.

Отсюда дуализм всякой любви. Это еще ужаснее!..

(ГБЛ, ф. 167, карт. 10, ед. хр. 16, л. 8 об. — 9).

…надо всеми нависал свод голубой, серо-синий <…> с солнцем-глазом посреди. Оттуда лились потоки металлической раскаленности

(Собрание эпических поэм, с. 129).

5. Тихо охнул чтец Канта и присел на корточки.

6. Уже больше он не вставал с пола, но забился под кровать. Ему хотелось убежать от времени и пространства, спрятаться от мира.

7. Братья мои, ведь уже все кончено для человека, севшего на пол!

(Собрание эпических поэм, с. 175).

Но трогала меня алогичная дружба старика-математика с юным бодлеровцем; так с весны 1902 года прочно завелся Л. Л. Кобылинский у нас, у Владимировых, у Соловьевых. Мать моя называла его попросту Левушкой; и не раз заявляла с улыбкой:

— «Левушка, как не позволить кричать: разве ему закон писан?»

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 73).

…в столовую быстро влетает студент-первокурсник, носатенький, с черной бородкой, при шпаге; и папа выходит навстречу ему; он стремительно подлетает, восторженно дергает папину руку; и, щелкнувши ножкой, от силы щелчка отлетает чрез комнату в угол с оторванной бедной рукою (о, сколькие руки оторваны им); он отсюда проходит к столу: опустить над тарелкою нос: это — Батюшков, внучок поэта; его теософия ждет впереди

(Белый Андрей. Крещеный китаец. М., 1928, с. 121).

играя и краской, и линией правды: в десятилетиях дружбы, в сотнях писем, в тысяче им мне подаренных часов, когда он, немой в большом обществе, но светозарный в своем круге, вписывал свой труд в наши сердца: с деталями, с комментарием к каждой значительной книге; две им написанные книги

— и т. д. (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 124).

Метнер стал — «враг»; «рог», в котором старинный мой друг подавал вино жизни, стал рогом от рока; иные из наших «друзей» гнусно вырыли пропасть из мороков лживых; сквозь все поднимаю я рог, рог с вином, поднесенным мне некогда: пью за старинного друга!

О Метнере мне придется еще говорить, в томе следующем; с 907 года начинается перманентная наша совместная культурная деятельность, обнимающая пятилетие

(ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 30, л. 143).

Я сказал, что в инциденте со мной «Мусагет» был неправ; он — вспылил; тогда Ася спокойно повторила мои слова: «Да, все-таки „Мусагет“ был неправ». В ответ на это со стороны Метнера последовал взрыв дикого крика; он выскочил из нашего дома, не простившись <…> Несколько дней я ждал, что он пришлет извинительное письмо Асе; он его не прислал; тогда я послал ему короткую, но спокойную записку, в которой просил его не бывать у нас и не адресоваться ко мне письмами, пока он находится в состоянии, не могущем нас гарантировать от подобных вспышек. Так оборвались навсегда мои отношения с Метнером, бывшие некогда столь близкими (с 1902 года до 1911-го)

(Материал к биографии, л. 113 об. — 114).

(Стихотворения и поэмы, с. 116.)

В. Мирбах эсером Я. Г. Блюмкиным; убийство преследовало целью срыв Брестского мирного договора.

авторское примечание к ним: «Модная московская портниха 90-х годов» (Стихотворения и поэмы, с.