Екатерина сперва не поверила этим слухам и
даже резко выговорила это своей камеристке. Секретный рапорт прямого,
неподкупного Голицына о положении и признании арестантки вполне подтвердил
сообщение придворных. Женское сердце Екатерины возмутилось.
- Не Радзивилл! - сказала она при этом. - Тому грозила конфискация
громадных имений, а он не выдал преданной женщины!
"Предатель по природе! - шевельнулось в уме Екатерины при мыслях об
услуге Орлова. - На все готов и не стесняется ничем... не задумается, если
будет в его видах, и на другое!"
Вспомнились Екатерине при этом давние строки: "Матушка царица, прости,
не думали, не гадали..."
- Недаром его зовут палачом! - презрительно прошептала Екатерина. -
Пересолил, скажет, из усердия... Впрочем, приедет - надо поправить дело...
Эта потерянная - без роду и племени - игрушка в руках злонамеренных, у
него она будет бессильна... А ей, продававшей в Праге пиво, чем не пара
русский сановник и граф?
Сельские тихие виды Царицына и Коломенского стали тяготить Екатерину.
Леса, пруды, ласточки и мотыльки не давали ей прежнего покоя и отрадных
снов.
Императрица неожиданно и запросто поехала в Москву.
Там, в Китай-городе, она посетила архив коллегии иностранных дел, куда
перед тем, по ее приказанию, были присланы на просмотр некоторые важные
бумаги. Начальником архива в то время состоял знаменитый автор "Опыта
новой истории России" и "Описания Сибирского царства", бывший издатель
академических "Ежемесячных сочинений", путешественник и русский
историограф, академик Миллер. Ему тогда было за семьдесят лет.
Императрица, сама усердно занимаясь историей, знала его и не раз с ним
беседовала о его работах и истории вообще. Она его застала на квартире,
при архиве, над грудой старинных московских свитков.
Миллер был большой любитель цветов и птиц. Невысокие, светлые комнаты
его казенной квартиры были увешаны клетками дроздов, снегирей и прочей
пернатой братии, оглушившей Екатерину разнообразными свистами и
чиликаньями. Стеклянная дверь из кабинета хозяина вела в особую,
уставленную кустами в кадках светелку, где, при раскрытых окнах,
завешанных сетью, часть птиц летала на свободе. Запах роз и гелиотропов
наполнял чистые укромные горенки. Вощеные полы блестели, как зеркало.
Миллер работал у стола, перед стеклянною дверью в птичник. Государыня
вошла незаметно, остановив засуетившуюся прислугу.
- Я к вам, Герард Федорович, с просьбой, - сказала, войдя, Екатерина.
Миллер вскочил, извиняясь за домашний наряд.
- Приказывайте, ваше величество, - произнес он, застегиваясь и
отыскивая глазами куда-то, как ему казалось, упавшие очки.
Императрица села, попросила сесть и его. Разговорились.
- Правда ли, - начала она, после нескольких любезностей и расспросов о
здоровье хозяина и его семьи, - правда ли. |