|
.. - Доставил, - ответил Миллер, вспомнив наконец, что очки, которые он продолжал искать глазами, были у него на лбу, и удивляясь, как он об этом забыл. - Что вы скажете об этой достойной сестре маркиза Пугачева? - спросила Екатерина. Миллер увидел в это мгновение за стеклянною дверью, как вечно ссорившаяся с другими птицами канарейка влетела в чужое гнездо, и хозяева последнего, с тревогой и писком летая вокруг нее, старались ее оттуда выпроводить. Занимал его также больной, с забинтованной ногою, дрозд. - Принцесса, если она русская, - произнес Миллер, краснея за свою робость и рассеянность, - очевидно, плохо училась русской истории; вот главное, что я могу сказать, прочтя ее бумаги... впрочем, в этом более виноваты ее учителя... - Так вы полагаете, что в ее сказке есть доля истины? - спросила Екатерина. - Допускаете, что у императрицы Елисаветы могла быть дочь, подобная этой и скрытая от всех? Миллер хотел сказать: "О да, разумеется, что же тут невероятного?" Но он вспомнил о таинственном юноше, Алексее Шкурине, который в то время путешествовал в чужих краях, и, смутясь, неподвижно уставился глазами в дверь птичника. - Что же вы не отвечаете? - улыбнулась Екатерина. - Тут уже ваше лютеранство ни при чем... - Все возможно, ваше величество, - произнес Миллер, качая седою, курчавою головой, - рассказывают разное, есть, без сомнения, и достоверное. - Но послушайте... Не странно ли? - произнесла Екатерина. - Покойный Разумовский был добрый человек, притом, хотя тайно, состоял в законном браке с Елисаветой... Из-за чего же такое забвение природы, бессердечный отказ от родной дочери? - То был один век, теперь другой, - сказал Миллер. - Нравы изменяются; и если новые Шуйские-Шуваловы столько лет подряд могли держать в одиночном заключении, взаперти, вредного им принца Иоанна, объявленного в детстве императором, - что же удивительного, если, из той же жажды влияния и власти, они на краю света, на всякий случай, припрятали и другого младенца, эту несчастную княжну? - Но вы, Герард Федорович, забываете главное - мать! Как могла это снести императрица? У нее, нельзя этого отрицать, было доброе сердце... Притом здесь дело шло не о чуждом дитяти, как Иванушка, а о родной, забытой дочери. - Дело простое, - ответил Миллер, - ни Елисавета, ни Разумовский тут, если хотите, ни при чем: интрига действовала на государыню, не на мать... Ей, без сомнения, были представлены важные резоны, и она согласилась. Тайную дочь спрятали, услали на юг, потом за Урал. В бумагах княжны говорится о яде, о бегстве из Сибири в Персию, потом в Германию и Францию... Шуйские наших дней повторили старую трагедию; охраняя будто бы государыню, они готовили, между тем, появление, на всякий случай, нового, ими же спасенного выходца с того света. |
