– Настоятельница! Настоятельница! Нет в этой матери Маргарите ничего наставительного. Она невыносная. И не смей поправлять мой французский!

– Да ты все правильно говорила. Конечно, не считая слова «подмогнуть».

– А вот хочу и буду говорить «подмогать», раз мне так нравится! Отличное слово!

– Договорились. Но что касается психологического портрета сестры Маргариты, ты бы все же сбавила тон.

– Sister Margarita противная, как капустный сок.

– Ты перегибаешь палку.

– Коридоры провоняли капустой. Просто нечеловечная обстановка.

– Мастикой там тоже попахивало. Ничуть не меньше. К тому же сестра Маргарита отдыхает, украдкой почитывая «Код да Винчи». И она не устояла перед соблазном украсить суровую обитель развеселыми портретами своего соблазнительного предка. Понимаешь, люди не бывают такими монолитными, как может показаться.

– А что такое монолит?

– Это вроде менхира.

– Вот‑вот! Мать‑настоятельница – худший из менхиров. Читает она «Код да Винчи» или нет!

– Главное – продвигаться вперед. Даже если путь к истине усеян шипами.

– Назвать Брэда вуайеристом! What a fucking story!

– Давай‑ка навестим художников. Так мы проветрим мозги.

8

– Ну а я вам расскажу совсем другую историю, – объявила Альберта, в последний раз ударяя палочкой по малому барабану.

Ингрид, Лола и Зигмунд только что познакомились с перкуссионисткой и ударницей «Вампиреллас», группы Лу Неккер, и она согласилась сообщить им свое мнение о россказнях сестры Маргариты.

– Для начала учтите, что она нас на дух не переносит. Ее воротит от нашего стиля, образа жизни, а больше всего – от нашей музыки.

Огненно‑рыжая Альберта была одета в футболку, густозаселенную героинями манги, черную кожаную мини‑юбку, рваные колготки сеточкой и фиолетовые мартенсы. Макияж придавал ее лицу мертвенную бледность, а глазам – керамический блеск, губы и нос украшал пирсинг. Яснее ясного, что у монахинь обители Милосердия и племени «Вампиреллас» представления о приличной одежде и духовных ценностях сильно разнились.

– Бернар сидел на своем каштане, обвязавшись веревкой, с пилой в руках, и пялился на нас. Пусть так. Но кто поступил бы иначе? Я не удивилась бы, обнаружив, что на дереве гнездится пятнадцать мужиков, развесивших уши, как слоненок Дамбо.

Лола и Ингрид вопросительно приподняли брови.

– Мы репетировали с распахнутыми настежь окнами. Угарный кусок, который Лу написала в припадке безумного вдохновения. Ее пальцы порхали по «гибсону», она была словно в трансе, а голос звучал, как никогда, пронзительно. Я лупила по барабанам, а Кармен пилила на басу. Мы были…

Альберта замолчала и уставилась в пустоту. Потом бросилась на один из матрасов, разбросанных по цементному полу, и разрыдалась. Ингрид опустилась рядом на колени и обняла ее. Рокерша не противилась и выплакалась от души. Лола подошла к окну и представила, как толстяк в костюме садовника сидит на ветке и наслаждается лучшим концертом в своей жизни. Она заметила движение за одним из окон напротив. Это было в кабинете сестры Маргариты.

Альберта уже успокоилась. Ингрид дала ей бумажные носовые платки и угостила завалявшейся в кармане резинкой. Благодарно взглянув на нее, рокерша приняла и то и другое.

– Вот так Лу и Бернар подружились, – продолжала она, хлюпая носом. – Классным людям нравилась Лу. Я в жизни не видала другого такого терпимого и креативного человека.