– Да, – прошептал я. – Для начала неплохо.

Папа обнял меня, и меня вдруг прорвало. Из горла вырвалось рыдание от подавляемых многие годы эмоций. Вина и стыд выливались наружу, разрушая стены моей фальшивой жизни и впуская свежий воздух.

Я прижался к отцу, уткнувшись лицом в его грудь, мои слезы катились по ткани его ветровки.

– Прости, что не могу жить обычной жизнью. Но я хотел. Очень.

Папа погладил меня по волосам.

– Ох, Ривер, мальчик мой. Ты все еще здесь. Нет ничего важнее этого.

Через несколько дней меня выписали из больницы со сломанным запястьем в гипсе и перевязью для поддержки сломанной ключицы. Мне выдали рецепт на обезболивающие и предупредили, что могут быть головные боли, головокружение, бессонница и множество других последствий сотрясения.

Вместо школы я три дня провел с мамой, наверстывая упущенное из-за больницы время.

Потому что по возвращении стало еще очевиднее, что ей остались считаные дни.

Я сидел с ней, а когда она спала, что случалось часто, я звонил или писал Холдену. Ответа не последовало. Каждый день, который проходил без вестей от него, пугал меня все больше. Я знал его. Знал, что он винил себя в аварии. Папа рассказывал мне, каким бледным и испуганным он выглядел в ту ночь.

Не делай этого, – написал я ему. – Я в порядке. Пожалуйста, поговори со мной.

Я гадал, не пил ли он до беспамятства. Или уже исчез.

До окончания школы оставалась всего неделя, и мама настояла, чтобы я вернулся и наслаждался атмосферой «последних школьных дней» и проводил время со своими друзьями, пока институты всех не разлучили.

Я согласился на один день и, войдя, обнаружил, что вся школа шепчется обо мне и Холдене.

Они видели, как я гнался за ним на выпускном вечере, а потом отца Фрэнки Дауда вызвали на место аварии. Он рассказал Фрэнки все подробности, не забыв отметить, как «обезумел» из-за меня Холден.

– Плакал и блевал, он был так напуган, – весело рассказывал Фрэнки, посмеиваясь с друзьями, когда я проходил мимо. – Кис-кис. – Он покачал головой, глядя на меня. – Очень подло заставлять своего бойфренда так волноваться, Уитмор.

– Заткнись, Фрэнки! – крикнула Вайолет Макнамара, поравнявшись со мной и беря меня под руку. – Он просто засранец. Не обращай на него внимания.

Вайолет была единственным человеком, который навещал меня в больнице, несмотря на ее собственное измученное предстоящей разлукой сердце. Контракт Миллера Стрэттона с лейблом продвигался быстро, и они хотели, чтобы он записывался в студии. До их разлуки тоже оставалось несколько дней.

Она посмотрела на меня своими синими глазами.

– Как дела?

– С тех пор, как ты спрашивала в последний раз? – спросил я, нежно улыбаясь.

– Я собираюсь стать врачом. Мне нужно практиковаться.

– Я в порядке. Что-нибудь слышно от Холдена?

– С тех пор, как ты спрашивал в последний раз? – поддразнила она. – Он не появлялся в школе и не тусовался с Миллером или Ронаном в Хижине. Ни разу со дня аварии.

– В Хижине?

– Место их пляжных тусовок, которое они себе подыскали. Мы с Шайло тоже иногда там зависаем.

Холден никогда не рассказывал мне об этом. Никогда не брал меня с собой, чтобы оградить мою жизнь от сплетен.

Мы миновали еще одну компанию перешептывающихся учеников, которые очень плохо скрывали, что говорят обо мне.

– И их тоже игнорируй, – велела Вайолет. – Хотя не каждый день большой, крепкий квотербек футбольной команды оказывается геем.