Ее родители умерли, когда она была маленькой, но с других городов стекались родственники – тети, дяди и двоюродные братья и сестры. Они сновали по дому, покупали продукты, готовили еду, убирали или просто общались с мамой.
Когда я вернулся в тот день домой, с мамой были только Амелия и папа, а Дазия командовала всеми остальными. Хозяйская спальня стала центром дома, все вещи притягивались к ней – мои книги, куклы Амелии, папины газеты, которые он все еще пытался читать. Мама была солнцем, а мы все вращались вокруг нее как можно дольше, пока она не погаснет.
Ее прикроватный столик был завален лекарствами и салфетками. В углу тихо работал увлажнитель воздуха, а у кровати стоял кислородный баллон, питая назальную канюлю. Врач сказал, что мама может оставаться дома, если ей это удобно. По сменам приходили медсестры из хосписа – нововведение с тех пор, как я попал в больницу.
Но в тот день мама выглядела лучше. Немного сильнее. Разговоры и смех давались ей легче. И я знал, что другого времени не будет. Никакого другого дня, кроме этого.
– Мне нужно ненадолго уйти, – сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. – Скоро вернусь.
Поскольку мой внедорожник все еще стоял в автомастерской после того, как скатился с холма, я взял старый пикап моего отца и отправился на стоянку, о которой рассказал Ронан. Я припарковался за сараем и стал ждать.
Ровно ко времени подъехал черный седан Джеймса, и из него вышел Холден. Мне было больно его видеть. Прошло всего несколько дней, и все же казалось, что пролетели годы с той ночи на пляже, когда я обнял его, поцеловал и сказал правду. Что я принадлежу ему душой и телом.
Он выглядел ужасно, растрепанные волосы и темные круги под глазами, и в то же время совершенно идеально в джинсах, черной водолазке и длинном твидовом пальто.
– Подожди здесь, хорошо? – услышал я, как он сказал Джеймсу. – Я ненадолго.
– Конечно, сэр.
Когда Холден направился к небольшой тропинке, ведущей вниз к пляжу, я вышел из-за сарая.
– Привет.
Он резко остановился.
– Ублюдок ты, Ронан, – пробормотал Холден себе под нос. Он обшарил меня взглядом, задерживаясь на повреждениях – повязка на виске, левая рука на перевязи, запястье в гипсе. Боль отразилась на его лице. – Как ты?
– Все хорошо. Правда хорошо.
– Как голова?
– Мне сказали, что больше никакого футбола. Но это неважно. Той ночью на пляже я говорил правду. Я рассказал отцу. Абсолютно все.
– Ты рассказал ему обо мне?
– Могу поклясться, что сделал это.
– Как он отреагировал? – Холден заставил себя улыбнуться. – Билет до Аляски заказывать не стал, верно?
– Да, – хрипло ответил я. – Но мне очень хотелось, чтобы в тот момент ты был там. Хотелось, чтобы ты был рядом со мной, когда я сказал ему, что люблю тебя.
Холден поморщился и покачал головой.
– Господи, не говори так, Ривер.
– Почему? Из-за аварии? Знаю, ты считаешь себя виноватым…
– А разве не так? Ты бы не оказался на той дороге, если бы не я.
– Если бы не ты, у меня бы сейчас не было многого. Но я знаю, что ты мне не веришь, а у меня нет времени стоять здесь и спорить с тобой. Поехали со мной.
– Куда?
– Просто поехали.
– Ривер…
Я приблизился к нему настолько близко, насколько осмелился.
– Сделай это ради меня. Знаю, что ты хочешь сорваться и… исчезнуть. Не надо. Подожди.
Холден выдержал мой пристальный взгляд, в глубине его зеленых глаз плескалась тоска. |