Жена и дочь, безчувственныя, неумолимыя, стояли и смотрели на страшное дело, считая его исполнением воли провидения и высшей справедливостью...

А Клотар, совершая безчеловечную казнь, неподвижно и безмолвно стоя над безпомощной жертвой, походил на грознаго древняго идола, олицетворяющаго собою бога мщения.

Адския муки несчастной, корчившейся у огня, не трогали ея палачей и только когда по комнате распространился запах паленой кожи, Клотар приблизился к страдалице и, заметив, что она силится сказать что-то, отцепил цепь с крюка и отодвинул ее дальше от огня.

— Хочешь ты снять порчу?

Она сделала чуть заметный знак бровями и глазами, из чего он заключил, что она желает говорить, и вынул тряпку из ея рта.

Тогда она пролепетала:

— Я сниму порчу...

— А-а! проговорил Клотар с гордым торжеством, одержанной победы.

Она колебалась несколько секунд, терзаемая разнородными ощущениями: мучительным страхом и смутной надеждой... Жестокая боль в обгорелых ногах почти лишала ее сознания. Наконец, поняв, что ей нужно сказать что нибудь, она сделала над собой нечеловеческое усилие, пролепетала несколько непонятных отрывистых слов и затем, употребив хитрость, сказала:

— Завтра поутру ваша Бертина будет здорова!

Но Клотар не поддался на это.

— Завтра! закричал он, — как бы не так! Кто мог испортить, должен уметь и вылечить тотчас!

— Я не могу... вдруг... на это нужно время.

— Сию минуту! Сдышишь, колдунья? Сию минуту, или я тебя брошу в огонь!

В смертельном страхе, она прибегла к другой хитрости.

— Мне нужна для этого какая нибудь освященная вещь..

— Что? прекрасно! У меня есть образок Богоматери...

Он вышел и поднялся на верх. Тогда несчастная обратилась с последней мольбой к Бертине:

— Сжальтесь надо мной, умоляю вас, милая Бертина! верьте мне, заклинаю вас Богом, я не виновата в вашей болезни...

Бертина отвечала, дрожа с головы до ног:

— Сначала снимите с меня порчу!

— Но я невинна... невинна! Это верно, как евангелие!

— Снимите с меня порчу!

И с каким-то диким, непобедимым упрямством она твердила одну и ту же фразу до самаго возвращения Блотара. Он принес маленький, продолговатый образок из посеребреной меди и показал его женщине.

— Вот вам святыня, — сказал он: — начинайте!

Она взглянула на этоть крошечный, полустертый образок и, усомнившись, чтоб из него могла выйти всеисцеляющая сила, заметила:

— Я должна иметь свободныя руки!

Сначала крестьянин колебался,но, сообразив, что просьба основательна, развязал ей руки. Тогда она осторожно взяла маленький образок, взглянула на него, пробормотала несколько непонятных, безсвязных слов и затем спросила:

— Уверены ли вы, что он освящен?

— Я сам видел, как его освящали вместе с другими.

— А-а!.. протянула она.

И вдруг, под пронизывающим ее злым взглядом врагов, после тщетных попыток сыграть роль колдуньи, руки ея сами собой опустились и с движеньем, исполненным безконечной тоски и отчаянья, она простонала:

— Я не могу... не могу...

— Ты не можешь?.. Что же ты издеваешься над нами?.. А, проклятая колдунья! теперь ужь ты заплатишь мне за все!  — дико заревел крестьянин и бросился к ней.

— Ах!  — воскликнула она, — Клотар! Бертина.. Господь Бог не потерпит этого!..

Но когда она увидала, что он снова схватился за веревку, чтобы вязать ее  — смирение и покорность сразу ее оставили. В виду смертельной опасности, она сразу преобразилась и, решась защищаться до последней капли крови, стала испускать страшные, пронзительные крики, которые должны были слышать в деревне.