— Вот тебе! вот тебе!.. Ты у меня снимешь порчу! Я заставлю тебя силой...

Женщина упала на пол, заглушая рыданья, не осмеливаясь стонать, а крестьянин протянул дубину своей дочери и закричал ей:

— Бей ее!.. ведь она виновница всех наших бед! бей же! ну, ну!..

И, подстрекаемая разсвирепевшим отцом, бледная девушка взяла в руки палку и стала бить распростертую на полу женщину.

— Ну же!.. так! еще... еще! хорошенько! выбивай из нея доброе желанье...

При одном слишком жестоком ударе, несчастная вскочила с раздирающим душу воплем:

— На помощь! спасите!

Тогда Клотар бросился к ней и, схватив ее за горло, прекратил эти крики. Вся посиневшая и безмолвная, она упала на колени.

— Ну, сдаешься ты? спросил Клотар, освобождая ее.

— Увы! пролепетала она, имейте ко мне состраданье! я невинна... Бог свидетель! Я не знаю никакого колдовства! Я никогда никому не делала зла!..

— Хорошо, сказал Клотор.

Он остановился в мрачном раздумье посреди комнаты й словно застыл в зловещем молчании, затем тихо, почти кротко, спросил:

— Итак, решено, ты отказываешься?

— Я не отказываюсь... я сделаю все, что вы хотите!

— Снимешь порчу?

— Я не могу этого!

— Жена! громко позвал Клотар: — исполнила ты мое приказанье?

— Да, спокойно ответила та: — упорство колдуньи убило и в ней всякое сострадание.

— Подай мне веревку! собачью цепь!

И когда веревка и цепь были поданы, он, не говоря ни слова, скрутил руки женщины за спину и стал их связывать; затем, присев на корточки, старательно укрепил цепью.

Полубезчувственная, обезсиленная жертва не сопротивлялась и с поразительной покорностью позволяла себя связывать.

— Тряпку! скомандовал крестьянин.

Несчастная пленница задрожала с головы до ног, охваченная паническим страхом. Тогда крестьянин взвалил ее на стол и с помощью жены заткнул ей рот тряпкой. Окончив это, он вздохнул.

Непрошенное смутное чувство сострадания вдруг шевельнулось в глубине его ожесточеннаго сердца... Он побледнел и содрогнулся. Брови его сдвинулись, глаза опустились в землю и, в продолжение нескольких мгновений, он простоял в тяжелом раздумье.

Жестокая борьба совершалась в нем. Наконец, глубокий продолжительный вздох приподнял его стесненную грудь, лицо его прояснилось.

У него оставалась еще совесть.

— Послушай! сказал он каким-то особенно тихим, смягченным тоном своей пленнице: — я ничего не имею против тебя! Я все забуду, если ты вылечишь мою дочь... Тебе стоит только кивнуть головой, и я сейчас-же освобожу тебя.

Она не шевельнулась, но в больших глазах ея, устремленных на него, выражалась такая кротость и невинность, что у него сердце дрогнуло. Но в то же мгновение мысль о колдовстве ударила ему в голову и, снова ожесточившись, он воскликнул:

— Не смотри на меня так!.. И если ты не хочешь, сама виновата!.. Ты сама решишь свою судьбу... Идем!

И сильныя руки его повлекли ее в соседнее помещение, между тем как мать, поддерживая больную Бертину, последовала за ними.

Там, в старом большом очаге с треском пылали ярким пламенем поленья и хворост; красноватые отблески. трепетали на стенах и полу. Все четверо, как парализованные страхом, остановились. Что-то зловещее чуялось в воцарившемся внезапно молчании...

Наконец, крестьянин как-то автоматически, не спеша, подтащил свою жертву ближе к огню и, повалив на пол, сорвал с нея башмаки и чулки. Тогда только поняла она, что ее ожидает, и в смертельном ужасе начала биться и вырываться из его рук.

С невозмутимым хладнокровием человека, исполняющаго свой долг, Клотар прикрепил цепь, связывавшую женщину, к огромному крюку в камине и торжественно воскликнул:

— И бедный человек может сам оказать себе правосудие!.