Гавриэль был положен на стол, шерстяное одеяло закрывало тело, которое, как она знала, было растоптано под ним. Видно только его красивое лицо, все еще благородное и доброе в смерти.

Эдион задержался у двери, когда Аэлина подошла к воину. Она знала, что Рован и другие стояли рядом с ним, ее мэйт положил руку на плечо Эдиона. Знала, что Фенрис и Лоркан склонили головы.

Она остановилась перед столом, где лежал Гавриэль.

— Я хотела подождать, чтобы предложить тебе принести клятву на крови, пока твой сын ее не принес, — сказала она, ее тихий голос эхом отразился от камней. — Но я предлагаю это тебе сейчас, Гавриэль. С честью и благодарностью предлагаю тебе клятву крови. — ее слезы упали на покрывающее его одеяло, и она вытерла их, прежде чем вытащить свой кинжал из ножен. Она вытащила его руку из-под одеяла.

Легким движением клинка она порезала ему ладонь. Кровь не текла из-за большой ее потери. И все же она ждала, пока капля не соскользнула на камни. Затем разрезала собственную руку, окунула пальцы в кровь и позволила трем каплям упасть ему в рот.

— Пусть мир узнает, — сказала Аэлина, сломанным голосом, — что ты — мужчина чести. Что ты поддержал своего сына и это королевство и помог спасти его. — она поцеловала холодный лоб. — Что ты поклялся мне кровью. И ты будешь похоронен здесь как таковой. — она отстранилась, поглаживая его по щеке. — Спасибо.

Это было все, что осталось сказать.

Когда она отвернулась, не только по щекам Эдиона катились слёзы.

Она оставила их там. Команду, его братьев, которые хотели попрощаться по-своему.

Фенрис, его окровавленное лицо все еще оставалось без лечения, опустился на колени возле стола. Через мгновение Лоркан сделал то же самое.

Она достигла двери, когда Рован тоже опустился на колени. И начал петь древние слова — слова траура, такие же старые и священные, как сам Террасен. Те же самые молитвы, которые она когда-то пела и пела, пока он татуировал ее.

Чистый, глубокий голос Рована заполнил комнату, когда Аэлина провела рукой по руке Эдиона и позволила ему опереться на нее, когда они шли обратно в Большой Зал.

— Дэрроу назвал меня «Ваше Величество», — сказала она через минуту.

Эдион посмотрел на нее опухшими глазами. Но искра зажгла их — совсем немного.

— Должны ли мы волноваться?

Рот Аэлины изогнулся.

— Я подумала о том же самом, черт возьми.

…

Так много ведьм. В залах замка было так много ведьм, Железнозубых и Крошанок.

Элида осматривала их лица, работая с целителями в Большом зале. Темного короля и темную королеву победили, но раненые остались. И так как в ней остались силы, она поможет всем, чем сможет.

Но когда беловолосая ведьма похромала в коридор, неся другую ведьму, в которой Элида узнала раненую Крошанку, девушка уже была на полпути через весь зал, где она провела так много счастливых дней детства, когда она поняла, кто приехал.

Манона остановилась, увидев ее. Отдала раненую Крошанку своей сестре по оружию. Но не сделала ни шага, чтобы приблизиться.

Элида увидела печаль на ее лице, прежде чем она достигла ее. Тупую боль в золотых глазах.

Она подошла ближе.

— Кто?

У Маноны перехватило горло.