– Никто не хочет знать, откуда берутся деньги. Иначе попадешь в сообщники.

– Необязательно.

Ребус передернул плечами.

– Во всяком случае, я  знать не хотела. Он пытался как‑то мне рассказать, но я зажала уши руками.

– Он никогда не работал?

– Не знаю. Говорил, что хочет стать фотографом. Мечтал об этом с тех пор, как кончил школу. Эту штуку он не отдал бы в ломбард даже чтобы получить деньги на дурь.

Ребус не понял.

– Какую штуку?

– Фотоаппарат. Он копил на него по пенни, наскреб с пособия по безработице.

Значит, все‑таки было пособие. Но аппарата Ребус в комнате не видел. Не только убийство, еще и ограбление.

– Мне нужно взять у вас официальные показания, Трейси.

– Это еще зачем?

– Если у меня будет протокол вашего допроса, мы можем попытаться что‑то выяснить о смерти Ронни. Вы мне поможете?

Она долго молчала, потом наконец кивнула. Катер скрылся из вида. На воде позади него ничего не плавало. Ребус мягко положил руку на плечо Трейси.

– Спасибо, – сказал он. – Моя машина там.

* * *

Записав показания Трейси, Ребус настоял на том, что отвезет ее домой. Они договорились, что она выйдет за несколько кварталов, хотя он и знал теперь ее адрес.

– Не могу обещать, что проживу там еще десять лет, – предупредила она.

Это его не беспокоило: он оставил ей свой рабочий и домашний телефоны и не сомневался, что она позвонит еще.

– Последний вопрос, – сказал он, когда она уже закрывала дверь машины.

Она наклонилась к окну.

– Вы сказали, что Ронни кричал «они придут». Как вы думаете, кого он все‑таки имел в виду?

Она пожала плечами – и вздрогнула, вспомнив эту сцену.

– Вы знаете, инспектор, он ведь был не в себе. Может быть, ему мерещились пауки или змеи…

Трейси захлопнула дверь. «Да, – подумал Ребус, – может быть. Если он не имел в виду тех змей, что продали ему порошок».

Когда он вернулся в участок на Грейт‑Лондон‑роуд, ему передали, что главный суперинтендант Уотсон желает его видеть.

Ребус набрал номер начальника, и секретарша прощебетала, что его ждут.

С тех пор как Уотсона перевели с самого севера сюда, в Эдинбург, Ребус встречался с ним уже несколько раз. Шеф производил впечатление человека рассудительного, хотя, возможно, несколько простоватого. В участке постоянно шутили по поводу его абердинского происхождения и прозвали – за «крестьянские» манеры – Фермером Уотсоном.

– Входите, Джон, входите.

Привстав из‑за длиннющего стола, суперинтендант жестом предложил Ребусу садиться. Тот обратил внимание, что на столе у шефа царит идеальный порядок. Бумаги аккуратно уложены в два лотка, под рукой – только новая блестящая папка и пара остро отточенных карандашей. Рядом с папкой – фотография двух мальчишек.

– Мои, – объяснил Уотсон. – Сейчас они немного постарше, но все такие же сорванцы.

Уотсон был крупный человек, про каких говорят «грудь колесом». Красноватое лицо, редеющие волосы, седые виски. В самом деле, Ребус легко мог представить себе его топающим по заросшему вереском торфянику с овчаркой колли, в высоких резиновых сапогах и в шляпе, какую носят ловцы форели. Только что ему вдруг понадобилось от Ребуса? Хочет сделать его своей овчаркой?

– Сегодня утром вы выезжали по вызову. Смерть от передозировки наркотиков.

Это прозвучало как констатация факта, так что отвечать Ребус и не стал.

– Вместо вас должен был ехать инспектор Маккол, но он был… в общем, где‑то был.