– Он хороший сыщик, сэр.

Уотсон удивленно посмотрел на него, потом улыбнулся.

– Я не сомневаюсь в достоинствах инспектора Маккола и вызвал вас сюда не для того, чтобы их обсуждать. Просто ваш выезд по этому делу навел меня на одну мысль. Вы, вероятно, знаете, что меня беспокоит проблема наркомании в Эдинбурге. Честно говоря, статистика повергает меня в ужас. В Абердине я не встречал ничего подобного, если исключить нефтепромыслы. Но то были в основном администраторы из Штатов, которые привезли с собой – в обоих смыслах слова – свои привычки. А здесь…

Он раскрыл папку и начал вынимать один за другим листы.

– Здесь, инспектор, это настоящий ад.

– Да, сэр.

– Вы ходите в церковь?

– Сэр?

Ребус поерзал в кресле.

– Я задал, кажется, очень простой вопрос. Вы ходите в церковь?

– Нерегулярно, сэр. Но иногда хожу.

«Как вчера», – подумал он. И ему очень захотелось удрать из этого кабинета.

– Мне кто‑то говорил об этом. Значит, вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что город превращается в преисподнюю.

Лицо Уотсона покраснело еще больше.

– В городскую больницу поступают наркоманы в возрасте одиннадцати‑двенадцати лет. Ваш собственный брат отбывает заключение за торговлю наркотиками.

Уотсон снова поднял глаза, надеясь, вероятно, что Ребус примет виноватый вид. Но глаза Ребуса сверкали яростью, а щеки раскраснелись вовсе не от стыда.

– При всем моем уважении к вам, сэр, – проговорил он голосом ровным, но звенящим от напряжения, – я не понимаю, при чем здесь я?

– Я объясню, при чем. – Уотсон закрыл свою папку и откинулся на спинку кресла. – Я намерен провести кампанию по борьбе с наркотиками. Еще раз воззвать к общественному самосознанию – и заодно, при привлечении некоторых средств, профинансировать дополнительные источники информации. У меня есть поддержка и, что еще важнее, – есть деньги.  Несколько крупнейших бизнесменов города готовы выделить на кампанию пятьдесят тысяч фунтов.

– Весьма благородно с их стороны, сэр.

Лицо Уотсона потемнело. Он наклонился вперед к Ребусу.

– Ваш скепсис можете оставить при себе!

– Но я по‑прежнему не понимаю…

– Джон, – произнес суперинтендант примирительно. – У вас есть… опыт. Личный опыт. Я хочу, чтобы вы представляли кампанию со стороны полиции.

– Нет, сэр, простите..

– Стало быть, мы договорились.

Уотсон уже встал из‑за стола. Ребус тоже попытался подняться, но ноги у него стали как ватные. Опершись руками о подлокотники, он наконец выбрался из кресла. Вот, значит, какова их цена? Публичное покаяние за преступление брата?

Уотсон открыл дверь.

– Мы с вами еще поговорим, обсудим все в деталях. А пока постарайтесь подбить все ваши текущие дела, разобрать срочные бумаги. Что не сможете закончить сами – скажите мне, мы перепоручим кому‑нибудь ваши обязанности.

– Слушаюсь, сэр.

Ребус пожал протянутую руку. Рука была сухая, холодная и твердая, как сталь.

– До свидания, сэр, – сказал Ребус, уже стоя в коридоре и обращаясь к захлопнутой двери.

* * *

Вечером, еще не стряхнув с себя напавшего на него днем столбняка и устав от телевизора, он решил сесть в машину и немного проехаться. В Марчмонте было тихо – впрочем, как всегда. Он доехал до центра, пересек Новый город. У Кэнонмиллз заправился на бензоколонке, купил карманный фонарик, батарейки, несколько плиток шоколада и расплатился по карточке.

Стараясь не думать о том, что можно бы и почать завтрашнюю порцию сигарет, он жевал шоколад и слушал радио.