|
Какая‑нибудь тупая корова должна была от него залететь, это было неизбежно. И это случилось. Ее отец, по справедливости, пришел к нам домой. Джон завелся с пол‑оборота, стал угрожать своим дробовиком. Я запомнил этот случай. По телику начинался Супербой, я собирался его посмотреть. Уже вовсю шли титры и Супербой со своим верным псом Крипто летели по воздуху, призванные, как объявил голос за кадром, «на поиски правды». Помню, я взглянул на Уинстона II: он сидел, свернувшись, возле электрокамина. Собака тихо посапывала; я пристально посмотрел на него и подумал, что сломать ему ребра – пара пустяков, надо всего лишь надеть тяжелые ботинки и прыгнуть на него сверху. Пара тяжелых ботинок у меня имелась. Это надо обмозговать. Шрамы, оставленные Уин‑стоном II, покалывали на искалеченной лодыжке.
Элджин с отсутствующим видом сидел на детском стульчике, потерянный в собственном мире. Я был поглощен мыслями о расправе над вероломным псом и одновременно с увлечением смотрел мультик, но тут меня отвлек голос отца; он прогремел из коридора и разлетелся эхом по бетонной коробке: – ДЕРЖИ СВОЮ ШЛЮХУ ПОДАЛЬШЕ ОТ МОИХ ПАРНЕЙ, МАТЬ ТВОЮ, А НЕ ТО Я ВОЗЬМУ ДРОБОВИК И РАЗНЕСУ ВАМ ВСЕМ БОШКИ НА ХУЙ!!! ПОНЯЛ?!! Я потихоньку пробрался к выходу и наблюдал, как мужик оробел и начал сдавать позиции, оставив свою дочь перед выбором: либо делать аборт, либо растить ребенка одной. Беседа со стариком, видимо, убедила его: что бы она ни выбрала, это будет куда разумнее, нежели выйти за Тони и породниться с нашей семейкой. Я уполз обратно в гостиную, оставив отца реветь на отступающего противника, отчего дрожали все перила в нашем подъезде и в доме напротив. Вот он какой – Джон Стрэнг. Потом он вошел, покачиваясь, и Тони со слезами на глазах покорно проследовал за ним на кухню. Отец посмотрел на меня. Я уставился в телик, он гаркнул: – Сгоняй‑ка до лавки, Рой! Пару упаковок пива! – А почему все время я? Почему не Элджин? – Конечно, я сказал глупость. Просто мне не хотелось отрываться от мультика. Отец аж затрясся от негодования. Он указал на брата, покачивающегося на диване. Элджин почувствовал, что о нем говорят, и монотонно замычал: мммммм. – Он не может! Не может он пойти, мать твою растак! И ты это отлично знаешь, пизденыш эдакий… Бог дал тебе голову, так пораскинь мозгами, Рой! Думай, что говоришь, знаешь‑понимаешь! – Он повернулся к Вет. – Он совсем не дурак… – ответила мама. – Мечтательный только, так и учителя говорят! Мечтатель, знаешь‑понимаешь. Вся голова забита сраными комиксами! Его глаза загорелись новой идеей, а по мне пробежала дрожь ужаса. – Выкину на фиг твои тупые комиксы! Как тебе это понравится? Я тебя спрашиваю! Что ты на это скажешь?! – Иду… всё, иду… – беспомощно промямлил я. – Думаешь, не выкину? Говори! Я тебя спрашиваю! Думаешь, я шучу?! – Только не комиксы, ради Бога, Джон! – взмолилась мама. – Он же собирает коллекцию. – Под маминой заботой о моей коллекции скрывался шкурный интерес – она сама фанатела от серии про Серебряного Серфера. – Ладно, оставлю, – фыркнул отец, – но не думай, что теперь тебе не придется исправлять оценки, сынок! Я уже надевал куртку, но тут в коридор вышел отец. – Иду‑иду, – промямлил я, перепуганный его напряженным, сверкающим взглядом. Он положил мне руки на плечи. Я стоял, потупившись. – Посмотри на меня, – сказал он. Я поднял голову – глаза у меня были уже на мокром месте. – Что такое? Послушай, сынок, я знаю – с тобой я строже, чем с остальными. Это все потому, что только у тебя голова на плечах. Я‑то знаю. Да только ты не хочешь этой головой работать как следует. |
