Это все потому, что только у тебя голова на плечах. Я‑то знаю. Да только ты не хочешь этой головой работать как следует. Думать надо, знаешь‑понимаешь, – он хлопнул себя по широкому лбу. – У меня тоже была голова на плечах, только я этим не воспользовался. Ты же не хочешь стать таким, как я, – сказал он, во взгляде его читались неподдельные муки раскаяния. – Вот в Южной Африке все будет по‑другому, верно?
– Это точно. И мы сможем пойти в сафари‑парк?
– Я же тебе говорил! Я устроюсь туда смотрителем. Мы будем жить, считай, прямо в сафари‑парке.
– Круто! – я был искренне рад. Я пребывал в том возрасте, когда, несмотря на все их безумства, я все еще верил во всемогущество своих родителей. Я побежал в магазин.
Однако старик был прав. Я рос мечтателем и большую часть времени проводил в собственных фантазиях. Моя голова была забита приключениями Серебряного Серфера, Фантастической Четверки и т. п. Все потому, что я никуда толком не мог вписаться. В школе я был тихоней, но нарвался на неприятности, когда огрел одного парня компасом по голове. Они смеялись надо мной. Называли меня Стрэнг Тупое Рыло или Кубок Шотландии – это из‑за моих больших ушей. В довершение всех дефектов «Стрэнговой породы» надо мной висело проклятье лопоухости. Со временем я вывел простую формулу: если сделать больно, смеяться перестанут, а я не выношу, когда надо мной смеются. Я понял, что могу выносить боль. Физическую боль. Если ты терпишь боль, ты можешь задать жару любому противнику. Если ты терпишь боль и не ссышься от страха, да еще к тому же зол. Боль я терпел. А вот чтоб они надо мной смеялись – этого я стерпеть не мог.
Учитель и классная думали, что я осознаю свою вину. Они думали, я их боюсь. Я их совсем не боялся. Я жил в антисоциальной среде, поэтому угрозы и упреки учителей – типичных представителей среднего класса – которые называли меня испорченным, злобным, гнусным мальчишкой, были мне побоку. Подобные эпитеты только еще больше снизили мою самооценку и стали для меня набором определений, которым я должен был соответствовать.
Нет, в школе я не был нарушителем спокойствия: меня будто вообще не было. Я старался быть тише воды, ниже травы. Я мечтал быть невидимым, чтобы никто не замечал некрасивого, кривого Стрэнга Тупое Рыло. Я садился на заднюю парту и погружался в свои фантазии.
Дома, в спальне, я дрочил на картинку Сью Сторм, Девчонки‑Невидимки – одной из героинь комиксов про Фантастическую Четверку. Больше всего меня заводили картинки, где ее похитили и держат взаперти. На картинках можно было найти вполне различимые сиськи, жопу, губы.
Интересно, могут ли поиски Аиста Марабу хоть сколько‑нибудь сравниться по важности с поисками правды. Чтобы узнать это, надо углубиться.
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
ГЛУБЖЕ
И вот, я возвращаюсь к охоте, я достаточно углубился, я чувствую жару, вижу солнце. Оно светит мне в лицо – прямо в глаза. Я вдыхаю теплый, пыльный, сладковатый воздух и, прокашлявшись, думаю: заметно ли это в другом мире, там, где я – спящий полутруп.
Мы вернулись в город, и Сэнди – была не была! продал нашу фотоаппаратуру и купил старый джип.
– Нам бы только доехать на нем до Доусона. Он‑то нас встретит как надо, – улыбнулся Сэнди.
– Как же ты без фотика, Сэнди? – Я ужасно расстроился, зная, как хорошо Сэнди снимает. Он часто говаривал печальным голосом: «Камера никогда не врет».
– С фотиком на Аиста не пойдешь. Тут нужно оружие посерьезнее, а Доусон – тот человек, который нам его достанет. Поснимать еще успеем!
– Я не могу ждать! – возбужденно ответил я. – Я вижу столько хороших кадров!
Мы нашли дешевый ночлег в бедном районе и весь вечер пили бутылочное пиво в спартанской хижине бара. |