|
Тебя опять застукали, Патриция. Ты опять болтала с овощем. В пизду белье. Ненавижу, когда меня трясут, как горошину в свистке, свисток… Свист. Тут нужна ГЛУБИНА. Г Л У Б Ж Е Мы покружили по тропинке, идущей по кромке леса, и наконец въехали на двор. Хижина была необычной постройки – на сваях. Запах дизельного топлива, исходящий от нашей машины, заглушил все ароматы. Пахло, как в больни… только не в больнице – б л я д ь – А он еще вполне увесистый, правда, Триция? – Это точно… Мне совсем не нравится, что мы вот так запросто перетаскиваем его в коридор, Бев. – Согласен, но это только на пару дней. Потом мы положим его обратно в палату. Так ведь, Рой? А мне по хуй, куда вы меня положете. Хоть на помойку меня снесите, мне поебать. – Все равно это не хорошо. Какому‑то богатенькому частному пациенту понадобилась отдельная палата, а человека в коме, который у нас уже, считай, прописался, выталкивают в коридор, пока не выпишут этого толстосума… – Больнице нужны деньги, такие клиенты очень выгодны. – Хорошо, что его родственники придут не в мою смену, мне не придется объяснять, почему его выперли в коридор. Глубже. А как насчет потрахаться? Представлю себе эдакую голограмму Патриции Дивайн из плоти и крови и трахну ее… нет, нет, и нет Доусон Доусон похож на тюленя‑убийцу, глаза открыты, взгляд настороженный, лицо в жировых складках… Как же она выглядит, эта Патриция Дивайн ВОЛОСЫ ГЛАЗА ЗУБЫ КОЖА СИСЬКИ ЖОПА МОХНАТКА НОГИ Женщина нужна здесь не как реальное лицо, а так, только для траха, только для ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ Доусон…когда мы добрались до хижины, он подскочил ко мне и, как будто не замечая Сэнди, стал с театральным радушием трясти мою руку. Несколько секунд он смотрел мне в глаза, в течение которых ухитрился достигнуть определенной степени близости, после чего загудел с нарочито сердечной интонацией: – Рой Стрэнг, я так много читал о вас в газетах. Очень рад познакомиться. – По части известности вы и сами не промах, мистер Доусон, – отпарировал я. – Локарт, пожалуйста, зовите меня по имени, – запричитал он. Дурацкая ухмылка еще несколько мучительных секунд блуждала по его лицу, после чего он еще раз проникновенно посмотрел на меня. В его глазах была какая‑то фальшь, неискренность, абсолютно не сочетавшаяся с его незакрывавшимся ртом. Знаете, кого он мне напомнил? Старого гомика, который бродит по барам для одиночек в надежде, что его кто‑нибудь снимет; он еще вполне беспечен, но уже очень хорошо усвоил, что время безжалостно. Секунду или две его лицо выражало тревогу, как будто он читал мои мысли, после чего он снова закудахтал: – Смеем надеяться, что наша известность несколько более прочного свойства. Но, как говорится, всякая известность хороша. С этим изречением я готов согласиться. Беседа начинала мне надоедать. – Не в этом дело. Немногие были бы рады испытать то, что выпало мне… – Что за самоедство, Рой! Вы меня разочаровываете, – прогудел он и хлопнул меня по спине, от чего раздался звук, будто свежую рыбу шлепнули на разделочную доску. Затем он потащил меня через весь дом в библиотеку, за которой открывалась оранжерея, завершавшая строение. Когда мы подошли к застекленным дверям, он вытащил с полки книгу и протянул мне. – Это для вас, – осклабился он. Я прочитал название: МОЛОДЕЖЬ В АЗИИ Я сунул книгу в полиэтиленовый пакет, который таскал с собой. |
