– Тогда то Алекс и Бри увезли меня в Седихан в надежде вернуть матери ее прежнего сына. Врачи… – Он пожал плечами. – Они были способны восстановить мои силы, память, умственные способности, но они не могли совершить чуда. Они не в состоянии воскресить человека, который умер в том пламени. Я надеялся, что со временем она привыкнет ко мне другому. Но когда два года назад я вернулся на ранчо, то понял, что заблуждался, ничего не изменилось. Ей было нелегко со мной, и от этого она страдала еще больше. Она не могла забыть меня прежнего, а я убил в себе этого человека, которого она любила больше всех на свете. Она была очень любящая и заботливая мать. – Внезапно он с силой вжал кулаки прямо в землю. – Но она никогда не сможет любить меня так, как любила когда то. Моя мать словно сама сгорела в том пламени.

– Дэвид… – Билли почти ничего не видела сквозь пелену слез. Она чувствовала его боль, как свою собственную, и боль эта была совершенно невыносимой. – Я уверена, ты ошибаешься. Конечно же, она любит тебя.

– Нет, не ошибаюсь. Я заставил ее слишком сильно страдать. А своим присутствием я лишь напоминаю ей об этих страданиях. – Он медленно разомкнул руки, и черная земля посыпалась сквозь его пальцы. – После той поездки я больше ни разу не был дома. Я встречался с отцом в Нью Йорке в прошлом году, когда летал туда по делам, связанным с книгой, а матери не видел. Не знаю, увижу ли ее когда нибудь. – Он порывисто вздохнул и, встав с колен, дотянулся до полотенца и вытер руки. – Но с ней все в порядке. Теперь она счастлива. Я отправил к ней чудесную девочку, которая нуждается в ее любви так же, как моя мать нуждается в том, чтобы заботиться о ком то.

«Зайла, – догадалась Билли. – Дэвид находит способ утешить любого, но не себя самого». Она с испугом подумала о том, что только что собиралась разбить его и без того страдающее сердце.

Увидев испуг на ее лице, Дэвид улыбнулся:

– Не принимай все так близко к сердцу. В этой истории нет ничего ужасного. Я же сказал тебе, что с мамой все в порядке и со мной тоже. У меня есть друзья, которые любят меня, а Седи хан стал моим домом. Невозможно одному человеку иметь все сразу.

В этот момент Билли хотела, чтобы все его любили и все, к чему он стремится, получалось у него. Он заслуживал это.

– Мы не можем иметь все, – она взглянула на него с таинственной улыбкой, – но мы можем попробовать. Ты не забыл, зачем я пришла сюда?

– Как я мог забыть?! – Он поднялся и взял ее за руку. Глаза его заблестели. – Я все время думал об этом с тех пор, как расстался с тобой сегодня вечером. – В одной руке у него были полотенце и фонарь, другую он протянул Билли и помог ей подняться. – Пойдемте, миледи, позвольте показать вам спальню.

Дэвид повел ее к цветочной изгороди, стоящей в центре оранжереи, задержавшись у одного из мозаичных фонтанов, чтобы помыть руки. Приблизившись к изгороди, Билли заметила в ней крохотный проход. Склонив голову, она прошла сквозь цветочную арку, и они оказались в спальне. С трех сторон это пространство окружала цветочная изгородь, а четвертая стена представляла собой решетку, увитую душистой жимолостью.

Получалась небольшая уютная комната. У дальней стены стояла резная железная скамеечка, в центре – большая софа, покрытая шелковой тканью цвета слоновой кости, поблескивающей в лунном свете.

– Я прихожу сюда, когда мне хочется уединиться, – сказал Дэвид, ставя на землю фонарь.