– Ну, путешественники, дозрели до баночки цыплят с косточками, импортированной из Пикакса?

На крыльце стояли два стула, один удобный, другой не очень, и они по-кошачьи инстинктивно выбрали лучший. Сидели спокойно - чересчур спокойно. Это означало, что один из них или оба вместе совершили небольшое злодейство, которым гордятся. Он отлично их изучил!

Отперев входную дверь, он оказался на месте преступления. Письменный стол и пол были усыпаны обрывками бумаги. Одни из них гласил: «Вторник». На других пустых белых квадратиках в левых верхних углах стояли цифры. Кто-то напал на стенной календарь, висевший над письменным столом. Блестящее многоцветное фото бассета и фамилия фабриканта собачьей пищи остались целы, но весь нюнь был изодран в клочья день за днём. В «Четырёх очках» сейчас стоял июль.

– Кто из вас, отпетых негодяев, совершил этот акт вандализма?! - крикнул он в сторону крыльца.

Они не обратили на это внимания, занятые созерцанием леса и пением птиц.

Виновника он знал. В их семействе бумагодёром был Коко - но лишь тогда, когда у него имелся резон. Не подумал ли он, что сможет ускорить ход времени, устранив июнь? Не хотел ли Коко выбраться из этого кошмарного «Домино» и ехать домой?

– Неглупо придумано, - высказался Квиллер, - но, к несчастью, такой способ не работает.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дни в июне долгие, а в северном округе и того дольше. Солнце ещё высоко стояло в небе, когда Квиллер шел через центр, чтобы впервые пообедать в отеле Грушевого острова. По пути он миновал ряд деревенских  лавчонок, стоявших вдоль мостков.  Их стандартные вывески были вырезаны на обветренном дереве по одному трафарету и отличались друг от друга только содержанием: СУВЕНИРЫ, ЧАЙНАЯ, АНТИКВАРИАТ, ПИЦЦА, ФУТБОЛКИ и, конечно, ИРИСКИ. В окне антикварной лавочки его взгляд за что-то зацепился, но дверь оказалась заперта, хотя надпись на окне и гласила: ОТКРЫТО. Лавочка, торгующая футболками, предлагала размалеванные шейные платки и банданы, тельняшки в обтяжку и майки кричащих расцветок с лозунгами, напечатанными на заказ, или же фирменные курортные футболки с большой румяной грушей не меньше арбуза. Лодочники, подростки, пенсионеры толпились перед лавчонками, влюбленные гуляли, взявшись за руки, а родители со своими выводками бесцельно шатались туда-сюда по мосткам или стояли в очереди за ирисками. Они качались в пятидесяти качалках на крыльце отеля, а некоторые при этом ещё и поедали огромные куски пиццы.

Вестибюль отеля потрясал торжеством эстетики пиратства. Стены были расписаны лихими корсарами с сундуками золота. Чёрные флаги, свисавшие с потолка, были испещрены черепами и скрещенными костями. Клерки, принимавшие заказы на столики, носили тельняшки, красные банданы и золотую серьгу в одном ухе. Квиллер справился, куда идти. Бар назывался «Пиратское логово». Два обеденных зала - Корсарской комнатой и Пещерой контрабандистов. Стеклянные двери вели в «Пиратскую яму», большой плавательный бассейн, окаймленный шезлонгами и пляжными столиками. Молодняк плескался и визжал на мелком конце бассейна, покуда взрослые потягивали напитки на его краю. Последних обслуживали официанты бара - молодые мужчины и женщины в черных футболках с пиратской символикой.

Квиллер неторопливо прошёл в «Пиратское логово» и сел к стойке бара. На заднике бара высвечивались сундук золотых монет и слова из морской песни: Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому!

Он удобно устроился на высокой табуретке бара. До того как обстоятельства переменили его привычки, он подсаживался к стойкам пресс-клубовских баров по всей стране и приобрел повадки завсегдатая баров, что безошибочно опознавалось барменами-профессионалами. За стойкой «Пиратского логова» таковых было трое - сплошь усыпанных черепами и скрещенными костями.