Изменить размер шрифта - +
Теперь же получался совсем другой расклад, выходило, что холоп его отравил, о чем мы с ним, понятное дело, не уславливались, и я ему, заплатив, приму этим как бы вину на себя.

    -  Мы же с тобой за него живого по рукам били, - сказал я, пытаясь придумать выход из казуистической проблемы.

    -  Живого, мертвого, какая разница, я исполнил, значит, ты заплати, - начиная заметно поддавливать, потребовал Кирилыч. - Ты сказал привезти хозяина, я привез.

    Кирилыч явно торопился поскорее получить деньги, потому невольно сам подсказал мне отмазку.

    -  Где ты его привез, что-то я не вижу?

    -  Так он у себя в избе, его сейчас как раз обмывают. Как же я тебе могу его предоставить, если он помер.

    -  Так, может, он сам по себе помер, а ты деньги с меня требуешь. С этим сначала разобраться нужно. Тем более, что о мертвом дьяке у нас с тобой договора не было.

    Кирилычу так не понравились мои возражения, что он от злости сузил глаза и так сжал зубы, что побелели щеки.

    -  Так ты что, отказываешься обещанное платить?! - с трудом взяв себя в руки, тихим голосом спросил он.

    -  Конечно, пока тебе не за что платить. Подожди, пока я сам в этом деле разберусь.

    -  Смотри, как бы жалеть не пришлось! - не выдержал он.

    -  Ты меня что, пугаешь?

    -  А если я тебя сейчас ножом пощекочу? - зловеще спросил он и демонстративно полез правой рукой в левый рукав кафтана.

    Я, не дожидаясь нападения, ударил его в солнечное сплетение, и бедолага повалился в своем новом одеянии на грязную после утреннего дождя землю. Увидев свару, в нашу сторону побежало сразу несколько караульных стрельцов.

    -  Вот я сейчас велю отвезти тебя в Разбойный приказ и там прикажу пытать на дыбе, тогда посмотрим, как ты еще ножом угрожать будешь.

    Будто в подтверждении моих слов стрельцы подняли Кирилыча на ноги и заломили ему руки. Весь пыл у него тотчас прошел, и он по холопской привычке даже попытался бухнуться на колени, но стражники этого сделать не дали. Тогда Кирилыч, глядя на меня не только умоляюще, но даже как-то влюбленно, завопил:

    -  Прости, боярин, не вели казнить, вели слово молвить!

    Меня всегда поражала удивительная способность идейных носителей холопско-холуйской идеи, в зависимости от ситуации, за считанные мгновения менять отношение к людям от чванливо-презрительного, до принижено-раболепного.

    Однако скорость, с которой трансформировался Кирилыч, дорого стоила.

    -  Ладно, молви, - разрешил я.

    -  Зарезали нынче ночью моего боярина злые недруги! - заверещал он. - Осиротили нас, сирот горьких! На тебя только надёжа, благодетель ты наш!

    -  Говори толком, что случилось, кого зарезали? - ничего не понял я в той белиберде, что он выкрикивал.

    -  Боярина нашего Дмитрия Александровича сегодня ночью злые недруги до смерти зарезали.

    -  Ладно, отпустите его, - сказал я стрельцам. Те неохотно повиновались и, дав холопу просто так, для вразумления, пару тумаков, оставили нас вдвоем.

    -  Рассказывай толком, что случилось, - велел я Кирилычу, который, кажется, уже начисто забыл о своих имущественных претензиях и сочился липкой сладостью, как гниющий в жаркий день фрукт.

    -  Нынче ночью сегодня дьяка нашего и трех стрельцов, что с ним вместе в светлице спали, насмерть зарезали.

    Новость оказалась сногсшибательной.

Быстрый переход