-  Дошел Ваня из Кремля сам, но ночью у него началась горячка.

    -  Доктора вызывали? - по инерции спросил я. - То есть лекаря?

    -  Откуда на Москве лекаря, - удивилась Анна Ивановна.

    -  Что, здесь совсем лекарей нет? - удивился я. - Даже немцев?

    -  Говорят, были какие-то иноземцы у царя Бориса, да государь им народ лечить не дозволял. Нынче же про них и не слышно. Знахарку позвала и попа, соборовать.

    Иван был в жару, без сознания - бредил своей любезной. Священник, отслужив молебен, уже ушёл, оставив после себя запах ладана. При умирающем была только знахарка, чистенькая старушка с испечённым годами лицом, и дворовая девушка. Лежал Опухтин на животе под свежеснятой бараньей овчиной. Таким простым способом обычно лечили множественные повреждения тканей кожи после порок.

    Я осторожно обнажил его спину. Судя по всему, пытали парня очень жестоко. Кожи на спине практически не осталось, синюшно смотрелись разорванные, оголённые мышцы. Похоже, что до сих пор он держался исключительно на нервной энергии. Я сделал необходимые распоряжения, и пока для меня кипятили воду промыть и дезинфицировать раны, занялся своим шарлатанским лечением.

    Знахарка, отойдя в сторону, молча наблюдала за моими действиями. Опухтина вместе с дворовой девушкой жались в углу, мать крестилась и тихо плакала.

    Уверенности в том, что я смогу помочь Ивану, у меня не было. Тюремная грязь попала в раны, и у пария, кажется, начинался Антонов огонь, иначе говоря, гангрена, общее заражение крови. Для спасения ему нужны были сильные антибиотики или необыкновенное везение.

    Возился я долго, почти до обеда, и вымотался так, как будто проработал сутки без отдыха и сна. Однако, по моим интуитивным ощущениям, небольшой прогресс в состоянии больного всё-таки наметился.

    -  Ты, батюшка, никак колдун? - спросила меня знахарка, когда я присел отдохнуть у окна.

    Вопрос был весьма дурного свойства. Понятно, что конкуренты никому не нравятся, но обвинять лекаря в колдовстве было слишком. За такое запросто могли отправить человека на костёр.

    -  С чего ты, бабушка, решила? - доброжелательно спросил я.

    -  Руками дьявола прельщаешь, крестом брезгуешь… - начала перечислять старуха мои ереси и злодейства.

    Я внимательно рассмотрел старую каргу. Ее возраст в полутёмной комнате определить было сложно, но выцветшие глазки были хитрые, умные и пронзительные.

    -  Я руками не дьявола прельщал, а Господа призывал наложением.

    Старуха язвительно усмехнулась и поглядела на меня снисходительно, насмешливо:

    -  Какой колдун в ереси признается… - произнесла она реплику «в сторону», ни к кому конкретно не обращаясь, и отвела взгляд.

    «Ну, держись, старая ведьма, - сердито подумал я, - посмотрим, у кого демагогия круче».

    -  А ты, бабушка, никак из ведьм будешь? - ласково глядя на знахарку, поинтересовался я. - Везде своего нечистого чуешь?

    -  Я, касатик, целю молитвой, травами и благословением Николы Угодника!

    -  Ишь ты, знать у тебя Угодник старше Господа? - испуганным голосом спросил я.