Мы неспешно ехали по узкой проезжей улице, под лошадиными ногами смачно хлюпала грязь. Блудов продолжал пикироваться со священником, какой город лучше - Египет или Москва. Ваня Кнут, не слушая спор, во все глаза глядел по сторонам, потрясённый величием столицы. Меня же больше занимали свои ближайшие перспективы. Надеяться на трепача-сотника не имело смысла, нужно было самому придумывать, как обустраиваться в столице.

    Несмотря на «историческую подготовку» под руководством профессора Ключевского, как оказалось, в реалиях этого времени я разбирался, мягко говоря, слабовато. Да и сам историк не скрывал, что русское средневековье - время для его науки мутное. Письменных источников осталось мало, в основном казённые документы и путевые заметки иностранцев. К тому же государство ещё не обросло серьёзными действующими законами и развивалось методом проб и ошибок. Законы зачастую противоречили друг другу или применялись сообразно интересам или пониманиям чиновников, а это всегда чревато для общества и непонятно для исследователя. Поэтому историком, оказалось, сложно уложить отрывочные сведения в понятную, чёткую систему.

    …Наконец мы подъехали к владениям Блудовых. Как многие боярские имения, это было настоящим городищем с высоким забором, сторожевыми башенками и окованными железом воротами.

    -  У нас даже свои пушки есть! - похвастался Федор, заметив мой интерес к ограде и воротам - Коли кто полезет, так палить начнем!

    Сотник, не сходя с лошади, постучал в ворота древком бердыша, и они тотчас отворились, Мы въехали во двор. Оказалось, единственное, что отличало городское барское владения от сельского, это масштабы. Земли в городской черте было мало, стоила она дорого, так что все службы, типичные для поместья, были здесь миниатюрнее, чем те, которые я привык видеть в дворянских вотчинах.

    -  Эй, холоп! - закричал Блудов на открывшего нам ворота бородатого мужика. - Прими коней.

    Привратник, не проявляя особого почтения к родовому величию стрельца, хмуро кивнул и повел лошадей в конюшню, а мы поднялись вслед за Федором на крыльцо. Сам дом, внушительный снаружи, внутри оказался весьма скромных размеров. Потолки были низкими, помещения небольшими. Многочисленная челядь слонялась по комнатам, не обращая внимания на наше появление.

    Оставив нас дожидаться в какой-то каморке, сотник отправился разыскивать тиуна, старшего слугу, распоряжающегося хозяйством. Мы же втроем присели на неизменной лавке у стены. Отца Алексия слегка развезло от недавно выпитой на голодный желудок водки, и он прибывал в благостном расположении духа, несмотря на не прекращавшиеся всю дорогу пререкания с Блудовым.

    -  Забавный парень, - заметил он, как только стрелец вышел, - ты веришь в его россказни?

    -  Не очень, если он из такого, как говорит, знатного рода, тогда непонятно, зачем он пошел в стрельцы. С другой стороны, что мы теряем, пока поживем здесь - все удобнее, чем на постоялом дворе. А сможет помочь или нет, будет видно.

    -  А ты, паренек, чей? - спросил священник моего «оруженосца».

    -  Мы из Морозовских, - ответил тот.

    -  Холоп?

    Мальчик кивнул.

    -  А почто тебя Кнутом кличут?

    -  Когда подпаском был, батюшка, так лучше всех с кнутом управлялся.

    -  Видать, тебе на роду написано быть заплечных дел мастером, - невесело усмехнулся священник.

    -  Не, батюшка, я не по этому делу, - испуганно сказал паренек и перекрестился, - как можно такое говорить!

    Наказание кнутом была страшная, большей частью смертельная пытка, просуществовавшая почти до середины девятнадцатого века, и вызывала ужас ещё больший, чем смертная казнь.