|
Я люблю тебя. Он никак не думал, что она сохранила такую горячность. - А я люблю _тебя_. Ну, успокойся, рассказывай дальше. Ты купила купальник. - Красный, - говорит она, грустно прижимаясь к нему. Однако, когда она пьяна, ее тело приобретает какую-то хрупкость, неприятную на ощупь разболтанность. - С такой завязочкой на шее и с плиссированной юбочкой, которую можно снять, когда идешь купаться. Потом у меня так разболелись вены на ногах, что мы с мамой спустились в подвал у Кролла и взяли шоколадное мороженое с содовой. Они переделали все кафе, теперь там нет стойки. Но ноги у меня все равно так болели, что мама отвезла меня домой и сказала, что ты можешь сам взять машину и Нельсона. - Черта с два, наверно, это не у тебя, а у нее болели ноги. - Я думала, ты вернешься раньше. Где ты был? - Так, болтался кое-где. Играл в баскет с мальчишками в переулке. - Они теперь разомкнули объятья. - Я хотела вздремнуть, но никак не могла. Мама сказала, что у меня усталый вид. - У тебя и должен быть усталый вид. Ты ведь современная домашняя хозяйка. - Ну да, а ты пока что где-то шатаешься и играешь, как двенадцатилетний мальчишка. Он сердится, что она не поняла его шутки насчет домашней хозяйки - той воображаемой особы, кому агенты фирмы "чудо-терок" должны продавать свой товар, - не поняла таящейся в ней иронии, жалости и любви. Никуда не денешься - она глупа. - Не вижу, чем ты лучше меня. Сидишь тут и смотришь программу для годовалых младенцев. - Интересно, кто недавно шипел, чтоб я не мешала слушать? - Ах, Дженис, Дженис, - вздыхает он. - Пора мне приласкать тебя как следует. Давно пора. Она смотрит на него долгим ясным взглядом. - Пойду приготовлю ужин, - решает она наконец. Его обуревает раскаяние: - Я сбегаю за автомобилем и привезу малыша. Несчастный ребенок, наверно, уже думает, что его совсем бросили. И какого черта твоя мать воображает, что моей только и дела, что с чужими детьми возиться? В нем снова поднимается возмущение - она не понимает, что ему надо смотреть передачу про Джимми для работы, он ведь должен зарабатывать деньги на сахар, который она кладет в свой проклятый "Старомодный". Сердито, хотя и не достаточно сердито, она идет в кухню. Ей бы надо было обидеться по-настоящему или уж совсем не обижаться - ведь он сказал лишь про то, что делал не одну сотню раз. Может, даже и тысячу. Начиная с 1956-го в среднем каждые три дня. Сколько это будет? Триста. Так много? Почему же это всегда требует таких усилий? Пока они не поженились, было легче. Тогда у нее получалось сразу. Совсем еще девчонка. Нервы, как новые нитки. Кожа пахла свежим хлопком. После работы они ходили в квартиру ее сослуживицы в Бруэре. Металлическая кровать, обои с серебряными медальонами, из окон, выходящих на запад, видны огромные газгольдеры на берегу реки. |
