В то время они оба работали в универмаге Кролла: она, в белом
халате с карманчиком, на котором было вышито "Джен", продавала леденцы и
орешки, а он этажом выше таскал мягкие кресла и деревянные журнальные
столики, с девяти до пяти разбивая упаковочные рамы. Нос и глаза саднило
от упаковочной стружки. Грязный черный полукруг мусорных ведер за лифтами;
усыпанный кривыми гвоздями пол; черные ладони, а этот педик Чендлер каждый
час заставлял мыть руки, чтобы не пачкать мебель. Мыло "Лава". Серая пена.
От молотка и лапчатого лома на руках вырастали желтые мозоли. В 5:30
отвратительный рабочий день кончался, и они встречались у выхода, поперек
которого натягивалась цепь, чтоб не проходили покупатели. Выложенная
зеленым стеклом камера молчания между двойными дверями; рядом, в
неглубоких боковых витринах, головы без туловищ, в шляпах с перьями и в
ожерельях розового жемчуга подслушивали прощальные сплетни. Все служащие
Кролла ненавидели универмаг, однако уходили медленно, точно уплывали.
Дженис с Кроликом встречались в этой тускло освещенной междверной камере с
зеленым полом, словно под водой; толкнув единственную не затянутую цепью
створку двери, они выходили на свет и, никогда не говоря о том, куда они
идут, шагали к серебряным медальонам, нежно держась за руки, тихонько
двигались навстречу потоку возвращающихся с работы автомобилей и
предавались любви под льющимися из окна горизонтальными лучами вечернего
света. Она стеснялась его взгляда. Заставляла закрывать глаза.
Шелковистая, как домашняя туфля, тотчас раскрывалась навстречу. Потом,
переступив последнюю черту, они, как потерянные, лежали в этой чужой
постели. Серебро медальонов и золото угасающего дня.
Кухня - узкая щель позади гостиной, тесный проход между машинами,
которые были ультрасовременными пять лет назад. Дженис роняет что-то
металлическое - кастрюлю или кружку.
- Постарайся не обжечься! - кричит Кролик.
- Ты еще тут? - отзывается она.
Он подходит к стенному шкафу и вынимает пиджак, который только что
аккуратно повесил. По сути дела, он - единственный, кто тут следит за
порядком. В комнате полный развал: стакан "Старомодного" с раскисшим
осадком на дне; набитая окурками пепельница вот-вот свалится с ручки
кресла; измятый ковер; небрежно сложенные пачки липких старых газет;
разбросанные повсюду ломаные игрушки - нога от куклы, изогнутый кусок
картона; комья пыли под батареями. Бесконечный, безнадежный хаос плотной
сетью стягивается у него на спине. Он пытается решить, куда пойти сначала
- за автомобилем или за малышом? Может, сперва зайти за малышом? Ему
больше хочется увидеть сына. До миссис Спрингер ближе. А вдруг она смотрит
в окно, чтобы, увидев его, выскочить и сказать, какой усталой выглядит
Дженис? _Интересно, кто не устанет, таскаясь с тобой по магазинам,
сквалыга ты несчастная! Жирная стерва, цыганка старая!_ Если он придет с
малышом, она, может, и промолчит. |