Официант погасил все лампы, кроме настольной позади нас, и
мы оказались в маленьком овале мягкого золотистого света посреди большой
темной комнаты. За окнами шум уличного движения, и так не очень
оживленного в Лондоне тех дней, совсем утих. В отдалении послышались
два-три полицейских свистка, промчался автомобиль; потом Пэлл-Мэлл всю, из
конца в конец, окутала тишина, только вдалеке стреляли зенитки.
- Как вы думаете, долго нам придется тут сидеть? - спросил Хоуард.
- Пока это не кончится, я думаю. Последний налет продолжался четыре
часа. - Я помолчал, потом спросил: - Кто-нибудь о вас будет беспокоиться?
- Нет-нет, - как-то даже торопливо ответил он. - Я живу один... в
меблированных комнатах.
Я кивнул.
- Моя жена знает, что я здесь. Я бы ей позвонил, но не годится занимать
телефон во время налета.
- Да, в это время просят не звонить, - сказал он.
Вскоре Эндрюс принес марсалу. Когда он вышел, Хоуард поднял бокал и
посмотрел вино на свет.
- Что ж, это не самый неприятный способ пересидеть налет, - заметил он.
- Да, верно. - Я не сдержал улыбки. Потом повернулся к нему. - Значит,
когда все это началось, вы были во Франции. Пришлось там пережить много
налетов?
Он отставил почти полный бокал.
- Не настоящие налеты. Несколько бомбежек и пулеметных обстрелов на
дорогах, но ничего страшного.
Он сказал это так спокойно, что я не сразу его понял. Потом решился
заметить:
- Видно, вы были большим оптимистом, если в апреле этого года
отправились во Францию удить рыбу.
- Да, пожалуй, - ответил он задумчиво. - Но мне хотелось поехать.
Он сказал, что весной этого года потерял покой и его мучила неодолимая
потребность уехать, переменить обстановку. Он не стал объяснять, отчего им
так завладела жажда перемен, сказал только, что хотел в военное время быть
полезным, но никакого дела найти не удалось.
Вероятно, его никуда не принимали, потому что ему было под семьдесят.
Когда разразилась война, он пытался поступить во Вспомогательную полицию;
ему казалось, на этой службе пригодится его знание законов. В полиции
думали иначе, там требовались стражи порядка помоложе. Потом он обратился
в противовоздушную оборону и потерпел еще одну неудачу. Напрасны оказались
и другие попытки.
Война - тяжелое время для старых людей, особенно для мужчин. Им трудно
примириться с тем, что от них слишком мало пользы; они терзаются сознанием
своего бессилия. Хоуард всю свою жизнь приспособил к передачам последних
известий по радио. По утрам вставал к семичасовой сводке, потом принимал
ванну, брился, одевался и шел слушать восьмичасовой выпуск, и так весь
день, вплоть до полуночной передачи, после которой он укладывался в
постель. В перерывах между передачами он тревожился из-за услышанного и
прочитывал все газеты, какие только мог достать, пока не подходило время
опять включить радио.
Война застала его за городом. У него был дом в Маркет-Сафроне,
неподалеку от Колчестера. |