У него был дом в Маркет-Сафроне,
неподалеку от Колчестера. Он переехал туда из Эксетера четырьмя годами
раньше, после смерти жены; когда-то, в детстве, он жил в Маркет-Сафроне, и
у него еще сохранились кое-какие знакомства среди соседей. И он вернулся
туда, думая провести там остаток жизни. Купил участок в три акра с
небольшим старым домом, садом и выгоном.
В 1938 году к нему приехала из Америки замужняя дочь с маленьким сыном.
Она была замужем за нью-йоркским дельцом по фамилии Костелло,
вице-президентом страхового общества, очень богатым человеком. И отчего-то
с ним не поладила. Хоуард не знал всех "отчего и почему" этой размолвки и
не слишком на этот счет беспокоился: втайне он полагал, что дочь сама во
всем виновата. Он любил зятя. И хоть совершенно его не понимал, все равно
Костелло был ему по душе.
Так он жил, когда началась война, с дочерью Инид и ее сынишкой
Мартином; отец упорно называл мальчика не по имени, а "Костелло-младший",
что приводило старика в полнейшее недоумение.
Грянула война, и Костелло стал слать телеграмму за телеграммой,
настаивая, чтобы жена с сыном вернулись домой, на Лонг-Айленд. И в конце
концов они уехали. Хоуард поддерживал зятя и торопил дочь, убежденный, что
женщина не может быть счастлива врозь с мужем. Они уехали, а он остался
один в Маркет-Сафроне; изредка на субботу и воскресенье к нему приезжал
его сын Джон, командир авиаэскадрильи.
Длиннейшими телеграммами по нескольку сот слов Костелло старался
убедить старика тоже приехать в Америку. Но тщетно. Старик боялся
оказаться лишним, боялся помешать примирению. Так он сказал, но тут же
признался, что настоящая причина была в другом: он не любит Америку. В
первый год после свадьбы дочери он пересек Атлантический океан и погостил
у них, и ему вовсе не хотелось проделать это еще раз. Почти семьдесят лет
он прожил в более ровном климате, а в Нью-Йорке ему докучали то
невыносимая жара, то отчаянный холод, и недоставало мелких условностей, к
которым он привык в нашей старозаветной Англии. Ему нравился зять, он
любил дочь, а их мальчик занимал в его жизни едва ли не главное место. Но
ничто не заставило его променять комфорт и безопасность Англии, вступившей
в смертельную борьбу, на неудобства чужой страны, наслаждавшейся миром.
Итак, в октябре Инид с мальчиком уехали. Хоуард проводил их до
Ливерпуля, посадил на пароход и вернулся домой. С тех пор он жил совсем
один, только его вдовая сестра провела у него три недели перед Рождеством,
да изредка его навещал Джон, приезжал из Линкольншира, где командовал
эскадрильей бомбардировщиков "веллингтон".
Конечно, старику жилось очень одиноко. В обычное время ему было бы
довольно охоты на уток и сада. В сущности, объяснил он мне, сад куда
интереснее зимой, чем летом, ведь это - время, когда можно что-то менять и
совершенствовать. |