Я перекатился набок. Камни больно впились мне в спину и бедра; внезапно я уставился прямо в огромную щелкающую пасть всего в нескольких дюймах от меня, обрызгивающую меня слюной, порождающую хлесткие звуки вроде пальбы из пистолета, захлебывающуюся в утробном зверском реве. Все было кончено, я не сомневался — участь Стива ждала и меня; но тут пронзительно закричала Кейси, и голова резко ушла в сторону.

Моя бравая девушка нашла применение вилам.

Два зубца вошли в шею пса аккурат над линией плеч. Кейси, как я не раз замечал, была сильной. Она вогнала лезвия глубоко.

Пес резко развернулся всем телом.

Я заметил, куда ему угодил камень. Его задние лапы волочились без толку, совсем как изгрызенная рука Кейси. Вкус победы накрыл меня. Мы сломали этого ублюдка, мы его сделали. Кейси спасла меня.

Мэри Крауч, визжа, перла прямо на нас.

Я бросился ей в ноги, схватил за лодыжки и дернул. Ее кожа отслаивалась сухими роговыми чешуйками, как у рептилии. Мэри (мог ли я еще звать ее так, или она сама давно отказалась от этого имени?) развернулась и зарычала на меня, стала колошматить по мне острыми кулаками. Ее лицо с темными блестящими глазами, рожа старой ведьмы, маска-пугалка на Хэллоуин, все скривилось; из пасти карги на меня лилась клейкая слюна. Дыхание Мэри вовсю пахло мертвечиной.

Пес за мной метался то в одну сторону, то в другую. Но Кейси не давала ему соскочить с зубцов. Она каким-то чудом держала его крепко и закрепляла успех, с каждым рывком вгоняя вилы все глубже.

Она налегала, клонясь, слишком сильно.

Пес закричал, точь-в-точь как человеческое существо, зарылся передними лапами в песок и весь напрягся. Его мышцы конвульсивно заходили ходуном, глаза выкатились из орбит. Я понял, что у него на уме. Это было невозможно, но я видел: все к тому идет. И тогда я попытался ее предупредить:

— Кейси! Назад! Отступай!

Я потянулся за камнем. Тянулся, покуда не залез на отчаянно брыкающуюся Мэри Крауч верхом. Ее твердые когти полоснули меня по щеке, полилась кровь. Она успела зажмуриться за долю секунды до того, как я ее ударил. Нос хрустнул и провалился в череп, скулы расплылись. Ноги карги завозили по полу пещеры.

Я поднял глаза.

Пес напрягся.

Мышцы его шеи были толстые и крепкие, как морская снасть. Наверняка зверю было жутко больно, но от этого он лишь сильнее и неистовее разъярялся. Я видел, как хватка Кейси слабеет. Пес двинулся вперед, давая вилам войти глубже, и когда они вошли прочно и хорошо — выдернул их у нее из рук, легко, словно играл в перетягивание каната с ребенком.

Стряхнув ее, зверь бросился на нее сам — в дерганом, опьяненном злобой прыжке, покуда Кейси боролась за равновесие.

Я вскочил на ноги. Я намеревался зайти ему в тыл, добраться до черенка вил, загнать их так глубоко, чтобы больше он двигаться не смог. Черенок дрожал, как тетива лука, под моими пальцами. Я ухватился за него как раз тогда, когда пес снова на нее бросился.

Кейси дорого продала жизнь. Кейси отбивалась до конца, и даже ее больная рука каким-то образом заработала в последний момент, но тогда уже можно было мало что сделать. Достигнув шеи прямо под подбородком, пес сомкнул челюсть. В один отчаянный рывок он разорвал ее, и ярко-алый душ окатил его морду.

Я закричал.

Пес потянул Кейси вниз, оставив когтистой лапой четыре рваные царапины на ее животе. Наверное, она их даже уже не почувствовала. Но совершенно точно пробрало меня.

Снова ухватившись за черенок вил, я, голося от ярости и боли, навалился изо всех сил. Зверь отпустил Кейси и попытался избавиться от моего веса тем же путем, каким обезоружил ее. Он метался, щелкал зубами, чередовал выпады.