-
Очень красиво! Как же это вы меня подвели?.. Оставить мою невесту в парке,
одну... Я шучу, шучу, - поспешил он прибавить, пожимая Вокульскому руку, -
но... в самом деле я мог бы на вас обидеться, если б не сразу вернулся и
не... столкнулся с паном Старским, который как раз шел в нашу сторону с
другого конца аллеи...
Вокульский второй раз за этот вечер покраснел, как мальчишка.
"Зачем только я впутался в эту сеть интриг и обмана!" - подумал он, все
еще раздраженный словами Охоцкого.
Барон закашлялся и, передохнув, продолжал вполголоса:
- Не подумайте только, будто я ревную... Это было бы с моей стороны
низостью... Это не женщина, а ангел, и я в любую минуту готов отдать ей все
состояние, всю свою жизнь... Да что жизнь! Я доверил бы ей и свою вечную,
небесную жизнь я был бы так же спокоен и так же уверен в своем спасении, как
в том, что завтра взойдет солнце... Солнце я могу и не увидеть - боже мой,
ведь все мы смертны! - но... Но она не внушает мне никаких опасений, никогда
и никаких опасений, честное слово, пан Вокульский! Я и собственным глазам не
поверил бы, а не то что чьим-либо подозрениям или намекам... - закончил он
громко.
- Но, видите ли, - продолжал он, помолчав, - этот Старский -
отвратительная личность. Я бы этого никому не сказал, но... вы знаете, как
он обращается с женщинами? Думаете, он вздыхает, ухаживает, вымаливает
нежное словечко, пожатие руки? Нет, он к ним подходит, как к самкам, и со
всей вульгарностью, которая ему так присуща, возбуждает их нервы
разговорами, взглядами...
Барон осекся, глаза его налились кровью. Вокульский, молча слушавший
его, вдруг проговорил резким тоном:
- Кто знает, милый барон, может быть, Старский и прав. Нам внушали,
будто женщины - неземные создания, и мы с ними так и обращаемся. Однако если
они прежде всего самки, то мы в их глазах глупцы и простаки, а Старский,
само собой, торжествует. Касса достается тому, кто владеет подходящим
ключом. Так-то, барон! - закончил он, рассмеявшись.
- И это говорите вы, пан Вокульский?
- Именно! Часто я спрашиваю себя: не слишком ли мы боготворим женщин,
не слишком ли серьезно относимся к ним - серьезней и возвышенней, чем к
самим себе?
- Панна Эвелина - исключение!.. - воскликнул барок.
- Не отрицаю, что бывают исключения; однако, как знать, может быть,
такой вот Старский открыл общее правило?
- Возможно, но это правило не применимо к панне Эвелине, - запальчиво
возразил барон. - И если я оберегаю ее... вернее - возражаю против близкого
знакомства со Старским, хотя она отлично оберегает себя сама, то лишь затем,
чтобы подобный человек не осквернил ее чистых мыслей каким-нибудь словом...
Но вы, по-видимому, устали... Простите за несвоевременный визит.
Барон ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Вокульский остался один и
погрузился в невеселые мысли. |