- Самое большее месяц.
- Месяц! - повторил он. - Можно ли мне по крайней мере навестить вас по
вашем возвращении?
- Конечно, милости просим... Мой отец - ваш большой друг.
- А вы?
Она вспыхнула и промолчала.
- Вы не отвечаете... Вы даже не догадываетесь, как дорого мне каждое
ваше слово, а мне так мало привелось их слышать... И вот сегодня вы
уезжаете, не оставляя мне хотя бы тени надежды...
- Может быть, со временем... - шепнула она.
- Дай бог! Во всяком случае, я скажу вам одно... Видите ли, вам могут в
жизни встретиться люди более веселые, чем я, более изысканные, знатные, даже
и более состоятельные... Но такого чуства вы уже никогда не найдете. Если
любовь измеряется силой страданий, то, пожалуй, не было еще на свете такой
любви, как моя.
А я даже не вправе жаловаться, да и на кого? Такова моя судьба. Какими
удивительными путями она вела меня к вам! Не будь страшных бедствий,
постигших нас всех, никогда бы мне, бедному юноше, не удалось добиться
образования, которое сейчас позволяет мне беседовать с вами. Случай привел
меня в театр, где я впервые увидел вас. А разве богатство не досталось мне
благодаря чудесному стечению обстоятельств?
Когда я сейчас думаю обо всем этом, мне кажется, что еще до моего
рождения мне было предопределено встретиться с вами. Если б мой бедный
дядюшка не влюбился смолоду и не умер в одиночестве, сейчас я не находился
бы здесь. И разве не удивительно, что сам я не увлекался женщинами, как
многие, а до сих пор избегал их и почти сознательно ждал одной-единственной
- вас...
Панна Изабелла незаметно смахнула слезинку. Вокульский, не глядя на
нее, продолжал:
- Еще недавно, в Париже, передо мной было два пути. Один ведет к
важному открытию, которое, может быть, изменит судьбу мира, второй - к вам.
Я отказался от первого, потому что меня приковывает к вам незримая цепь:
надежда, что вы полюбите меня... Если это возможно - я предпочту счастье с
вами величайшей славе без вас. Что слава? фальшивая монета, за которую мы
отдаем свое счастье, жертвуя им ради других. Но если я обольщаюсь пустой
надеждой, вы одна сможете снять с меня заклятие. Скажите, что не питаете ко
мне никакого чуства и никогда не будете питать... и я вернусь туда, откуда,
вероятно, и не следовало уезжать. Верно? - спросил он, беря ее за руку.
Она не отвечала.
- Значит, я остаюсь... - сказал он после минутного молчания. - Я буду
терпеливо ждать, а вы сами дадите мне знать, что надежды мои исполнились.
Они повернули к дому. Панна Изабелла слегка побледнела, но весело
разговаривала со всеми. Вокульский вновь успокоился. Его уже не приводила в
отчаяние мысль, что панна Изабелла уезжает: он сказал себе, что увидит ее
через месяц, и этого ему было пока довольно.
После завтрака подали экипаж; начали прощаться. |