- О, все, что нужно было, уже устроил нам почтенный пан Жецкий, -
ответила пани Мисевичова, обернувшись ко мне с ласковой улыбкой. (Откровенно
говоря, я не люблю, когда мне так улыбаются дамы в известном возрасте.)
В кухне Стах на минутку остановился и, по-видимому, раздраженный
запахом капусты, сказал мне:
- Надо бы тут установить вентилятор, что ли...
На лестнице я уже не сдержался и воскликнул:
- Приходил бы почаще, тогда и знал бы, какие улучшения надо провести в
доме. Да что ж, тебе дела нет ни до собственного дома, ни даже до такой
обворожительной женщины!
Вокульский остановился у выхода и, глядя на водосточную трубу,
пробормотал:
- Ха... если бы мы встретились раньше, я, может быть, женился бы на
ней.
Услышав это, я испытал странное чуство: и обрадовался, и в то же время
меня словно что-то кольнуло в сердце.
- А теперь ты уже не женишься? - спросил я.
- Кто знает? Может, и женюсь... только не на ней.
При этих словах я испытал чуство еще более странное. Жаль мне было, что
пани Ставской не достанется такой муж, как Стах, и в то же время словно
огромная тяжесть свалилась у меня с плеч.
Не успели мы выйти во двор, как вижу - баронесса высунулась в форточку
и кричит, по-видимому нам:
- Господа! Постойте!
В то же мгновение с душераздирающим воплем: "Ах, нигилисты!" - она
отпрянула назад.
Одновременно в двух шагах от нас шлепнулась селедка, на которую хищно
набросился дворник, даже не заметив, что я стою рядом.
- Не хочешь ли зайти к баронессе? - спросил я Стаха. - Кажется, у нее к
тебе дело.
- Пусть она не морочит мне голову, - ответил он, махнув рукой.
На улице он кликнул извозчика, и мы вернулись в магазин, не обменявшись
больше ни словом. Однако я уверен, что он думал о пани Ставской, и если б не
эта противная капуста...
Мне было так не по себе, так тяжело на сердце, что, закрыв магазин, я
отправился выпить пива. В ресторации встретил я советника Венгровича,
который по-прежнему вешает всех собак на Вокульского, но иногда высказывает
весьма здравые политические соображения... Ну, и проспорили мы с ним до
полуночи. Венгрович прав: действительно, судя по газетам, в Европе что-то
готовится. Как знать, не переедет ли юный Наполеон (его называют Люлю,
покажет он вам лю-лю!) после Нового года из Англии во Францию... Президент
Мак-Магон за него, князь Брольи за него, большинство народа за него...
Пожалуй, можно побиться об заклад, что он сделается императором Наполеоном
IV, а весной устроит-таки немцам потеху. Уж теперь они не пойдут на Париж!
Два раза такой номер не пройдет. Так вот, значит... Что, бишь, я хотел
сказать? Ага!
Дня через три-четыре после нашего визита к пани Ставской приходит Стах
в магазин и дает мне письмо, адресованное ему. |