.. в эту минуту, уже в пятый раз,
изображал мертвеца.
Зал разразился хохотом; судья, пытаясь сохранить важность, уткнулся в
бумаги и после долгой паузы строго объявил, что смеяться запрещено и всякий
нарушающий тишину будет подвергнут денежному штрафу.
Паткевич, пользуясь беспорядком, дернул товарища за рукав и угрюмо
шепнул:
- Что же ты, Малесский, свинья ты этакая, издеваешься надо мною в
публичном месте?
- Да ведь ты и вправду хорошенький. Женщины по тебе с ума сходят!
- Так не потому ведь... - проворчал Паткевич, уже гораздо миролюбивее.
- Когда же вы, господа, уплатите двенадцать рублей пятьдесят копеек,
причитающиеся с вас за январь месяц? - спросил судья.
На этот раз Паткевич изобразил человека с бельмом на глазу и
парализованной половиной лица, а Малесский погрузился в глубокое раздумье.
- Если бы, - ответил он минуту спустя, - мы могли остаться до каникул,
тогда... Вот что! Пусть баронесса заберет себе нашу мебель.
- Ах, ничего мне уже не надо, ничего... Только уезжайте вы от меня! Я
не претендую даже на квартирную плату... - закричала баронесса.
- Как эта женщина компрометирует себя, - шепнул наш адвокат. -
Таскается по судам, берет в поверенные какого-то прощелыгу...
- Но мы, сударыня, мы претендуем на возмещение убытков! - заявил
Малесский. - Где это видано, среди зимы гнать порядочных людей с квартиры!
Если мы и найдем комнату, то уж такую дрянь, что по меньшей мере двое из нас
умрут от чахотки...
Паткевич, вероятно чтобы придать вес словам оратора, задвигал ушами и
кожей на голове, что вызвало новый приступ веселья в зале.
- Первый раз вижу нечто подобное! - сказал наш адвокат.
- Вы говорите о судебном разбирательстве? - осведомился Вокульский.
- Нет, о том, как он двигает ушами. Просто артистически!
Между тем судья написал и огласил приговор, в силу которого господа
Малесский и Паткевич обязывались уплатить двенадцать рублей пятьдесят копеек
за квартиру, а также освободить оную к восьмому февраля.
Тут произошло чрезвычайное событие. Паткевич, услыхав приговор, испытал
столь сильное потрясение, что лицо его позеленело, и он лишился чувств. К
счастью, падая, он попал в объятия Малесского, иначе бедняга страшно бы
расшибся.
В зале, разумеется, раздались сочуственные возгласы, кухарка пани
Ставской заплакала, евреи начали показывать пальцами на баронессу и
покашливать. Смущенный судья прервал заседание и, кивнув головою Вокульскому
(откуда они знакомы?), пошел в другую комнату, а двое полицейских почти на
руках вынесли несчастного юношу, который на этот раз действительно был похож
на труп.
Лишь в прихожей, когда его положили на скамью и кто-то крикнул, чтобы
его облили водой, больной вдруг вскочил и угрожающим тоном произнес:
- Ну-ну! Только, пожалуйста, без этих дурацких шуток. |