..
После чего сам надел пальто, энергично втиснул ноги в довольно рваные
калоши и легкой поступью покинул здание суда, к великому удивлению
полицейских, обвиняемых и свидетелей.
В эту минуту к нашей скамье подошел какой-то чиновник и шепнул
Вокульскому, что судья приглашает его к завтраку. Стах вышел, а пани
Мисевичова принялась звать меня отчаянными знаками.
- Иисусе, Мария! - вздыхала она. - Вы не знаете, зачем судья вызвал
этого благороднейшего из людей? Должно быть, хочет ему сказать, что
положение Элены безнадежно... Ох, у бессовестной баронессы, как видно,
большие связи... одно дело она уже выиграла, и, наверно, то же самое будет с
Эленой... О, я несчастная! Нет ли у вас, сударь, каких-нибудь подкрепляющих
капель?
- Вам нехорошо?
- Пока нет, хотя здесь душно... Но я страшно боюсь за Элену... А ну,
как ее приговорят - она может лишиться чуств и умереть, если сразу не
принять мер... Как вы думаете, дорогой мой, не следует ли мне броситься в
ноги судье и заклинать его...
- Помилуйте, сударыня, это совсем лишнее... Наш адвокат как раз
говорил, что баронесса уже и сама, наверно, хотела бы прекратить дело, да
поздно.
- Почему же, мы согласимся! - вскричала старушка.
- Э, нет, почтеннейшая, - возразил я с некоторым даже раздражением. -
Либо мы уйдем отсюда совершенно оправданные, либо...
- Умрем, хотите вы сказать? - перебила старушка... - О, не говорите
этого... Вы даже не знаете, как неприятно в мои годы слышать о смерти...
Я отошел от старушки, окончательно павшей духом, и приблизился к пани
Ставской.
- Как вы себя чуствуете, сударыня?
- Превосходно! - отвечала она с твердостью. - Еще вчера я ужасно
боялась, но после исповеди мне стало легче, и теперь я совсем успокоилась.
Я сжал ее руку долгим... долгим пожатием, как умеют только истинно
любящие, и побежал к своей скамье, потому что в зал вошел Вокульский, а за
ним и судья.
Сердце мое неистово колотилось. Я оглянулся вокруг. Пани Мисевичова
сидела с закрытыми глазами, по-видимому молилась, пани Ставская была очень
бледна, но сосредоточенно-спокойна, баронесса нервно теребила свой салоп, а
наш адвокат, поглядывая на потолок, подавлял зевоту.
В эту минуту Вокульский посмотрел на пани Ставскую, и - черт меня
побери, если я не подметил в его глазах столь несвойственное ему выражение
нежного участия...
Еще парочка таких процессов, и, я уверен, он до смерти влюбится в нее.
Судья несколько минут что-то писал, а кончив, объявил присутствующим,
что теперь будет разбираться дело Кшешовской против Ставской о краже куклы.
Затем он пригласил обе стороны и их свидетелей выйти вперед. |