..
Слыханное ли дело! Уйду, уйду отсюда на святого Яна, хоть бы пришлось
двадцать рублей отступного дать...
Но с середины апреля баронесса стала ласковей. Этому способствовало
несколько обстоятельств.
Во-первых, однажды к ней пришел незнакомый юрист с конфиденциальным
вопросом: известно ли ей что-нибудь о средствах барона?.. А если бы таковые
имелись (в чем он, впрочем, сомневался), то следовало бы их указать, дабы
избавить барона от позора, ибо его кредиторы готовы прибегнуть к крайним
мерам.
Баронесса торжественно заверила адвоката, что супруг ее при всем своем
коварстве и жестокосердии никакими денежными средствами не располагает. Тут
она истерически разрыдалась, что заставило адвоката поспешно ретироваться.
Однако, как только жрец правосудия удалился, баронесса чрезвычайно быстро
пришла в себя и, кликнув Марианну, обратилась к ней необычно спокойным
тоном.
- Нужно будет повесить чистые занавески, Марыся; я предчуствую, что наш
несчастный барин скоро одумается.
Несколько дней спустя к баронессе явился князь собственной персоной.
Они заперлись в дальней комнате, и, пока говорили, баронесса успела раза три
разрыдаться и один раз упасть в обморок. Но о чем они говорили, этого не
знала даже Марианна. По уходе князя баронесса велела немедля позвать
Марушевича, а когда тот прибежал, сказала удивительно кротким голосом,
перемежая речь свою вздохами:
- Мне кажется, пан Марушевич, что мой заблудший муж наконец
раскаялся... Так будьте добры, поезжайте и купите мужской халат и домашние
туфли... Примерьте на себя, ведь оба вы, бедняги, тщедушные...
Марушевич поднял брови, но деньги взял и купил, что требовалось. По
мнению баронессы, заплатить сорок рублей за халат и шесть за туфли - было
дороговато, но Марушевич ответил, что в ценах не разбирается, а покупал в
первоклассных магазинах, и больше об этом не было речи.
Прошло еще несколько дней, и в квартиру Кшешовской явились два еврея с
вопросом - дома ли барон? Баронесса, вместо того чтобы обрушиться на них с
криком, как делала обычно, на этот раз очень сдержанно велела им выйти вон.
Потом позвала дворника и сказала ему:
- Дорогой Каспер, мне кажется, наш бедный барин не сегодня-завтра
придет домой... Надо постелить дорожку на лестнице до третьего этажа. Только
следи, дружок, как бы прутья не разворовали... И не забудь раза два в неделю
выбивать дорожку.
Она больше не распекала Марианну, не писала уведомлений жильцам и не
изводила дворника... Целыми днями ходила она по своей просторной квартире,
скрестив руки на груди, бледная, молчаливая, взволнованная.
Заслышав грохот пролетки, остановившейся перед домом, она бросалась к
окну; при каждом звонке бежала в гостиную и прислушивалась из-за
притворенных дверей, с кем разговаривает Марианна. |